Доминик достиг мелководья и направился к ней. Вода ручьями стекала с его волос, рук, ног и даже с ресниц.

Отбросив волосы назад, он поймал взгляд Клео и удерживал его. Он знал, что она наблюдала за ним. Даже когда их разделяла пара сотен метров океана, он чувствовал, что она смотрит на него. Как он и предполагал, прохладная вода океана не сумела погасить его желание.

С чувством неизбежности Доминик преодолел расстояние между ними. И прежде чем Клео смогла остановить его, он схватил ее в свои объятия.

Доминик жадно прильнул к ее губам. Он так их себе и представлял: сладкие, опьяняющие, жаркие. Он раздвинул их языком и проник внутрь, не встретив ни малейшего сопротивления со стороны Клео.

Земля ушла из-под ног. Клео ухватилась за него и почувствовала направленную на нее дикую неконтролируемую страсть гладкого и мускулистого тела.

— Клео! — простонал Доминик.

Его язык был нежным, как бархат, и очень возбуждающим. Клео казалось, что она тонет в водовороте ощущений, таких же стремительных, как облака, время от времени заслонявшие солнце.

Поцелуй стал глубже. Доминик стянул с ее плеч узкие бретельки платья. Каждое прикосновение к шелковистой оливковой коже сводило его с ума.

Клео безуспешно попыталась удержать тоненькую ткань, соскальзывающую с плеч. Оторвавшись от губ Доминика, она посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Ее дыхание было сбивчивым, сердцебиение — сильным.

— Не надо, — остановил ее Доминик. Платье медленно соскользнуло на талию, обнажив грудь, которую он нетерпеливо сжал.

Он провел пальцами по ее набухшим от желания соскам. Затем, опустившись на колени, потянул платье вниз, и оно с шелестом упало на песок. Доминик прижался лицом к ее пульсирующему лону.

У Клео подогнулись колени. Она перестала соображать, оставив всякую попытку оттолкнуть его. Теперь на ней не было ничего, кроме узких прозрачных трусиков. Нора заверила ее, что это все, что нужно надевать под такой легкий шифоновый наряд. Доминик провел языком по ее животу, и Клео застонала от желания.

Тело Доминика горело огнем. Когда он прижался к ней лицом, его легкие быстро наполнились экзотическим ароматом ее кожи. На ощупь ее тело было подобно атласу, и оно с такой готовностью отвечало на его ласки. Доминик сжал тонкое кружево ее трусиков, и ему захотелось стянуть с нее этот прозрачный лоскуток, который, по правде говоря, мало что прикрывал: по обеим его сторонам выбивались черные завитки. Доминик подумал, увлажнились ли ее потайные губы. Его руки сжали ее округлые ягодицы. Одно лишь прикосновение к ней было для него одновременно и раем и адом.

Он желал прикасаться к ней, познать ее всю, раздвинуть эти невероятно красивые ноги, чтобы…

Рассудок вернулся к нему внезапно, подобно удару отбойного молотка. Да, они находились на закрытом пляже, но каждое утро один из служащих дедушки объезжал территорию, наводя порядок. Каково будет Клео, если их кто-нибудь увидит? Ему-то все равно, у него нет никаких запретов, но вот у Клео…

Доминик с трудом оторвался от Клео, прогнав мысль о том, как он кладет ее на теплый песок и утоляет ненасытную жажду.

Черт побери, он уже был на взводе, начиная с их позавчерашнего противостояния. Если так можно назвать то, что происходило между ними. В любом случае он хотел ее тогда и хочет сейчас.

Проклятье!

Но все равно Доминик не смог удержаться и, приподняв ее грудь, провел языком по тугому соску. Клео была такой притягательной и соблазнительной. Разве мог он позволить ей уйти?

Желание вспыхнуло с новой силой. Он обхватил ее грудь губами и провел соском по своему нёбу. Ощущение было восхитительным. Ему хотелось, чтобы она желала его так же, как он желал ее.

Шум мотора тягача раздался прежде, чем Доминик успел снять майку и притянуть к себе Клео, чтобы своей голой грудью почувствовать прикосновение ее набухших сосков.

— Ради бога, отпусти меня!

Доминик не понял, был ли ее крик запоздалым сопротивлением или реакцией на приближающийся тягач. Он с ужасом осознал, что делает, или что уже наделал, и с чувством глубокого раскаяния отодвинулся от нее. Он нагнулся, чтобы поднять ее платье, которое она вырвала из его рук и механически встряхнула.

Клео натянула платье, поправив бретельки, и поежилась от прикосновения мокрой ткани. Кто мог в такую рань ехать по пустынному пляжу? Но кто бы это ни был, ей следует быть благодарной ему. Она избегала взгляда Доминика со страхом, граничащим с паранойей.

Господи, и о чем она только думала? Как она могла допустить такое? И это после всего, что пообещала себе. Как она могла быть такой глупой?

Ткань была мокрой и в песке, который, как наждачная бумага, царапал ее нежную кожу. Как ей попасть в дом незамеченной? Что случится, если кто-нибудь, та же Лили, увидит ее в таком виде?

— Клео, черт побери. — Доминик протянул Клео руку, но она подхватила свои босоножки, увернувшись от его руки.

— Доминик, поезжай домой, — нетвердым голосом сказала она. — Ничего… ничего не было.

— Но мы оба знаем, что было, — решительно заявил он. Он выругался, когда в поле зрения появился тягач. — Послушай, почему бы тебе не поехать ко мне? Мы бы высушили твое платье…

— Ага. — Клео посмотрела на него с иронией. — Ты серьезно думаешь, что я поеду куда-нибудь с тобой?

Она испуганно взглянула на приближающийся тягач и отскочила от Доминика. Затем резко развернулась и побежала к дому.

Проклятье! Доминик видел, как она исчезла в воротах, ведущих в сад.

Он молил Бога, чтобы Клео не повстречала Лили, которая относилась к ней с большим недоверием. Если она увидит Клео в таком виде и узнает, что Доминик был на пляже вместе с ней, то потребует объяснений.

«А сказать-то нечего», — мрачно подумал Доминик. Его не покидало чувство, что этот день готовит для него немало неприятных сюрпризов.

«Черт побери, что, по-твоему, ты вытворял с моей внучкой?»

Это случилось чуть позже.

Доминик не знал, заметила ли Клео Лили или Серена, но от острых глаз деда не укрылось ничего.

Доминик поехал к себе, принял душ и переоделся, прежде чем отправиться в офис.

Там он заперся в своем кабинете, не желая никого принимать. Приказ касался всех, но только не Джейкоба Монтою. Даже через дверь приемной было слышно, как он отчитывал помощницу Доминика. Когда Джейкоб открыл дверь в его кабинет, Доминик уже приготовился дать отпор, думая, что это один из повторяющихся время от времени визитов деда.

Личный секретарь Доминика, Ханна Джерард, миловидная женщина средних лет, взволнованно выглядывала из-за плеча Джейкоба.

— Сделать вам кофе, мистер Монтоя? — Ее вопрос был обращен сразу к обоим.