– Помешивай это, – сказал он Джиму.

Джим наблюдал за кашей, пока она не начала густеть, затем спустился обратно в трюм и снова стал с трудом подстраиваться под ритм Ника. В животе начинало урчать от голода. Когда следующая корзина была полна, они вылезли наверх и Ник разложил кашу в две миски. Ели они быстро, сидя на корточках у теплой печи, а когда корзину опять спустили вниз, они отставили миски и принялись за работу.

Таким образом, бросая уголь, они провели весь день. Угля были целые тонны. Время от времени в окне появлялся Белолицый и кричал им, что тачка наполнена и нужно ждать следующую. Когда это происходило, они оба вытягивались во весь рост на досках причала, где стояла «Лили», несмотря на холод. Джим немедленно засыпал, и Ник будил его пинками, или же он просыпался от крика Белолицего, сообщавшего, что снова спускает корзину. Казалось, во сне кости застывали, Джим с трудом мог встать на колени, но настолько сильно боялся Ника и желтоглазого пса, что поднимался, кряхтя, как старик, и плелся выполнять свою работу.

Прошло уже довольно много времени после того, как стемнело, когда Белолицый наконец крикнул, что он уходит домой и на сегодня они могут заканчивать. К этому моменту Джим едва мог ползать. Плечи болели так, как будто в них угнездились комки боли, казалось, что эта боль не пройдет никогда. Ник положил в котелок несколько картофелин, дал Джиму попить немного воды. Мальчик проглотил ее – горло пересохло и саднило от угольной пыли, а затем снова задремал, пока не сварился картофель. Он ел его прямо с ладони, обжигая кожу, чистя зубами – точно так же, как делал Ник, радуясь еде и теплу от огня. Он видел, что Ник ест с картошкой мясо, а то, что ему не нравилось, бросает Снайпу. За весь день он не сказал Джиму и дюжины слов.

Закончив есть, Ник громко отрыгнул и выбрался с баржи на причал. Джим слышал, что он идет мимо склада вверх по улице, и решил, что тот направляется в одну из пивных, расположенных за верфью. Это радовало. Все, чего мальчику сейчас хотелось, – это уснуть. Здесь был деревянный стеллаж с двумя полками, и Джим решил, что на них можно лечь, свернувшись калачиком на мешковине. Он настолько устал, что уснул моментально. Каким-то образом сквозь сон он слышал, как вернулся Ник, напившись эля, в отличном настроении, увидел, как он потрепал по голове Снайпа и бросил ему еще немного мяса из кармана. Он не стал ложиться на лавку рядом с Джимом, а спустился в трюм баржи, и это Джима тоже обрадовало.

Далеко на реке загудели буксирные катера. Желтоглазая собака, лежавшая рядом с Джимом, засопела, уткнувшись в лапы, зевнула.

Когда Джим снова уснул, ему приснился дом, в котором они жили еще с отцом. Только он был сделан из угля; его стены, пол и потолок были черными и блестящими, отражая оранжевый свет от жаровни. По обе стороны от нее сидели отец и мать, вытянув руки над огнем и грея их. Мать была такой, какой он помнил ее, бледной и тихой, с зачесанными назад черными волосами. Но отец, лица которого он во сне никогда не видел, выглядел точно как Грязный Ник. У него была щель между зубами, косматая борода и седые, похожие на тростник волосы, а лицо – черным от угольной пыли, и только глаза были белыми, как огоньки. А еще у дома было имя, в этом мальчик был уверен. Его звали «Лили».

Джим проснулся раньше Грязного Ника. Река была залита туманом и словно дышала тайнами и мрачными смутными силуэтами. Когда туман начал рассеиваться, силуэты ожили. Это было похоже на город – множество улиц из лодок. Он видел, как ниже река блестит длинной серебристой нитью под темными арками моста, и вспомнил, что где-то далеко отсюда она впадает в море. Он представил себе, что отвязывает «Лили» и плывет по течению мимо всех этих плавучих замков – высоких парусных судов – и затем попадает в огромный океан.

Когда Грязный Ник выбрался из трюма, он принялся ругать Джима за то, что тот позволил потухнуть огню в жаровне.

– Небось, думал, что у нас на борту угля нет, дурак. – Он рассмеялся собственной шутке громким раскатистым смехом, от которого Снайп подпрыгнул и проснулся. Джим попытался тоже засмеяться.

– Принеси воды со двора, – рассердился Ник. – Начни день правильно.

Когда Джим вернулся, расплескивая набранную в ведро воду, он обнаружил, что Ник жарит рыбу. Он бросил кусочек Джиму в одну сторону, а несколько голов – в другую, собаке. Затем вытер рот тыльной стороной кисти и рыгнул.

– Работать! – приказал он, обращаясь к Джиму. – Значит, закончим эту партию, пойдем дальше, на одну из тех больших лодок. Так что не думай, что твоя работа сделана. Твоя работа не закончится никогда. По крайней мере, пока в земле есть уголь.

На то, чтобы выгрести все из трюма, у них ушел целый день. Джиму казалось, что у него вот-вот поломаются все кости, но Ник мрачно продолжал работать, набирая, поднимая и высыпая уголь и снова набирая, поднимая и высыпая, – был виден лишь его темный силуэт в слабом свете фонаря.

– Работай! – кричал на него Ник всякий раз, когда Джим останавливался, чтобы передохнуть, взмахивал лопатой и бил мальчика по спине.

Джим старался держаться. По спине градом катился пот, впитываясь в одежду, а когда он тер глаза, в них попадала мелкая угольная пыль, вызывая боль и жжение. К концу дня он уже не видел, что поднимает и высыпает ли уголь, а когда корзину поднимали, он бросал уголь в пустоту. Ник кричал и ругал его за тупость.

Но в конце концов трюм все же опустел. Ник поднялся в контору склада, чтобы получить оплату, затем вернулся на борт, поигрывая монетами в кармане.

– Толку от тебя было мало, – сказал он Джиму, – но ты работал. Если хочешь миску рагу из баранины, идем со мной в пивную.

Джим настолько устал, что предпочел бы поспать, но подумал, что приглашение Ника можно расценивать как в некотором роде похвалу. Нельзя отказываться от подобного. И он побрел за Ником, а собака бежала между ними, переводя взгляд своих желтых глаз то на одного, то на другого.

В «Знаке лодочника» было темно и шумно, с балок на низком закопченном потолке свисали фонари. Воздух был душным от дымившего в очаге огня и оттого, что мужчины и женщины курили трубки. Грязный Ник протолкался сквозь толпу мужчин, у которых на рукавах были большие металлические эмблемы, свидетельствовавшие о том, что они лодочники. Мужчины презрительно засвистели, завидев Ника, но тот лишь рассмеялся в своей громкой и резкой манере.

– Познакомьтесь, это мой карлик, маленький Джим. Покажи им свои мускулы, маленький Джим! Ты и не знал, что они у тебя есть, пока не пришел работать ко мне. – Он отечески потрепал Джима по затылку, велел сесть на табурет у очага и вести себя тихо.

Официантка поставила перед Джимом миску горячего рагу и маленький стаканчик эля. К этому моменту мальчику с трудом удавалось держать глаза открытыми. Не успел он разделаться и с половиной порции, как звуки вокруг слились в одно сплошное бормотание – оно разливалось вокруг, словно огромное темное море, и тихо плескалось у ног, как когда-то давно. Джим соскользнул в это море, которое не было морем, а было колыбелью с теплым и мягким бельем, и она покачивалась вместе с ним, как если бы он был младенцем.