– Вот тебе еда, если хочешь, – сказал Ник.

Он стоял, уперев руки в бока, наблюдая за мальчиком. Джим снова опустился на корточки.

– Некогда сейчас ни есть, ни спать. – Ник поднял голову, прислушиваясь. – Кажется, идет волна.

С полным трюмом угля баржа шла вверх по течению очень медленно. Ник работал веслом, глядя прямо перед собой, и кричал что-то другим шкиперам, когда они подходили ближе. Целый поток речных судов возвращался домой одновременно, и это напоминало рой мух.

И только когда впереди снова показались верфи, мосты, соборы и башни города, Ник повернулся и поглядел на Джима.

– Ты справился, – заявил он ему и, вынув из кармана пригоршню кусков мяса, бросил ее Джиму, радостно рассмеявшись при виде удивления у него на лице.

Но Джим не бросился подбирать их, как предполагал Ник. Ничто не заставило бы его поднять мясо. Ему хотелось бросить его за борт, в реку, но мальчик не мог заставить себя признать, что видел еду. Лучше притвориться, что он ничего не видел. Он отвернулся, сжав кулаки, думая о большой миске мяса с подливой и картошкой, которую Ник съел на «Королеве Севера». Он мог бы позвать Джима пойти с ним, поделиться с ним. А вместо этого он положил остатки со своей тарелки в грязный карман, где все превратилось в кашу. И за это Джим ненавидел его. Когда мальчик снова обернулся, то увидел, что собака съела большую часть.

«Ты бы все равно не ел это, братишка, – пробормотал голос у него в голове. – Оно застряло бы у тебя в животе».

Ник стоял, опустив руки в карманы, негромко насвистывая и наблюдая за собакой.

– А ты странный, – сказал он Джиму. – Думается мне, я тебя не понимаю.

«Не отвечай ему, братишка, – подумал Джим. – Если он не позаботился о том, чтобы дать тебе нормальной еды, то и не думай разговаривать с ним, ясно? Просто притворись, что его здесь нет, вот и все».

Когда «Лили» ткнулась носом в причал на заднем дворе угольного склада Кокерилла, Джим и Ник принялись за работу. Белолицый спускал корзину, они наполняли ее, потом наблюдали за тем, как она, покачиваясь, поднимается вверх, и ждали, пока ее спустят снова, уже пустой. Теперь Джим знал свой жизненный распорядок: наполнять трюм «Лили» с больших судов, перевозящих уголь, которые ждут за пределами порта, везти его вверх по реке к складу, опустошать трюм, чтобы уголь могли увезти на лошадях и продать лондонцам. Взад-вперед, наполнять и опустошать, копать и высыпать – и так день за днем. И никогда не говорить ни слова Нику. Он всегда будет спать на жесткой лавке. Будет есть, когда Нику вздумается покормить его. Он – раб Ника, и к нему относятся хуже, чем к животному.

«Жаль, что я не Снайп», – думал он иногда, когда Ник гладил собаку по голове и скармливал ей из карманов лакомые кусочки.

Раз или два, когда они приставали к «Королеве Севера», Ник кивком головы велел Джиму следовать за ним на борт. Джим с любопытством оглядывался по сторонам в поисках Джоша, но так его больше и не увидел.

– Он нашел работу на берегу, – сказал ему один из моряков. – Хотел почаще видеть семью. Сказал, что встретил маленького мальчика, который заставил его затосковать по дому.

Джиму не нравилась компания грубых мужчин, Джош был лучше. Голоса у них были громкими и хвастливыми, но это было хоть какое-то разнообразие по сравнению с угрюмой и молчаливой компанией в лице Грязного Ника. Да и, поднимаясь на борт, он был уверен, что его покормят. Но больше он не думал о том, чтобы спрятаться на палубе и уплыть с ними. Если бы он поступил так, моряки нашли бы его и вернули Нику, в этом мальчик был уверен. Бежать было некуда.

Но однажды ночью Джим попытался сбежать. Он прожил с Ником почти год, прежде чем представился такой шанс.

Внезапно поднялся шторм, настолько сильный, что они направились прямо к берегу, вместо того чтобы вернуться обратно на верфь. Река грохотала, словно чудовище без костей, швыряя «Лили» так, как будто она была сделана из спичек. Джим отполз в сторону, напуганный и обессилевший, но как только они пришвартовались к берегу, он сразу же почувствовал себя лучше. Ник и Снайп снова улеглись и уснули.

Джим услышал звуки колоколов. Несмотря на пелену дождя, он видел вдалеке деревню и церковную колокольню. Мальчик решил, что можно побежать туда в поисках убежища. Шторм шумит так, что Ник и Снайп, скорее всего, даже не услышат, что он ушел.

«Давай, братишка! – потребовал голос у него в голове. – Ты можешь сделать это! Ты можешь!»

Джим соскользнул на комингс. Тот был мокрым от дождя. Мальчик перенес одну ногу через край, затем другую, и в тот самый миг, когда он собрался перенести всего себя на другую сторону и прыгнуть, он зацепился рукой за весло, которое было прикреплено поперек лодки. Оно соскользнуло с грохотом. Снайп тут же навострил уши. И шторм тут же взорвался непривычными звуками: лаем собаки, криками мужчины и плачем мальчика, которому было больно.

– Ты подумал, что можно попытаться сбежать, да? – рявкал Ник. Он схватил Джима за шиворот и швырнул его в трюм «Лили», прямо на угли. – В следующий раз будешь знать! – И он закрыл люк досками.

Джим лежал в темноте, баюкая ногу в том месте, где в него вцепился зубами Снайп. Она была горячей и мокрой от крови. Такой боли он никогда прежде не испытывал.

Несколько дней Джим пролежал в трюме, чувствуя себя слишком слабым, чтобы хотя бы пошевельнуться. Нога болела так сильно, что мальчик думал, что никогда больше не сможет ходить. Ник работал рядом с ним, наблюдая и хмурясь.

– Вставай, чего лежишь! Вставай! – закричал он на него однажды. – У меня для тебя кое-что есть, но только если встанешь.

Джим заставил себя подняться, слишком опасаясь того, что может случиться, если он не проявит желания работать. Ник наблюдал за ним, посвистывая.

– А теперь иди сюда.

Джим, прихрамывая, подошел к нему, довольный собой, что смог сделать это, не показав Нику, насколько болезненно для него каждое движение. Но только он подошел, как Ник наклонил голову Джима и обвязал шею веревкой. Другой ее конец он закрепил к крюку на палубе.

– Ну вот ты и попался, птенчик мой! – захихикал он. – Теперь не улетишь!

Джим отвернулся и ничего не сказал.

«Я тебе отомщу, – подумал он. – Когда-нибудь, Ник, ты пожалеешь, что сделал это со мной».

Однажды летним утром Джим, прихрамывая, шел со двора склада Кокерилла с полным до краев ведром воды. В те дни Снайпу не было нужды даже ходить за ним к насосу во дворе и обратно. Он просто сидел у ворот, наблюдая за мальчиком, высунув язык и навострив уши. Даже если бы Джим сумел развязать веревку, он все равно не убежал бы от Снайпа. Прошел не один месяц, прежде чем зажили шрамы на ноге, и тем не менее он не мог ее слишком нагружать.

Подняв ведро на борт, он принялся варить кашу, как обычно бывало по утрам, когда они стояли пришвартованные у склада Кокерилла. Ник в это время забрасывал уголь в корзину. Когда каша была готова, Джим постучал по кастрюле деревянной ложкой. С Ником он не разговаривал. Ник крикнул Белолицему, чтобы он поднимал корзину. Та со скрипом проехала мимо Джима, и тут он заметил, насколько перетерлась веревка. Пряди были туго натянуты и распрямились, они уже не были скручены в косу; и как раз в тот момент, когда он обратил на это внимание, несколько нитей начали рваться. Джим встал, наблюдая за происходящим. Волосы на голове зашевелились, а сердце быстро заколотилось, исполняя танец предупреждения об опасности.