Но самыми ужасными оказались последствия выкрика. Первые словно сошли с экрана плохого фильма ужасов или комедии. Лопнули и разлетелись на куски все тонкие стаканы и бокалы, имевшиеся в помещении столовой. Затем – крик уже отзвучал, но эффект от него длился – в полной тишине, которая стала еще более полной, чем обычно, оттого что все были оглушены криком, – начали лопаться и трещать чашки и тарелки. И, наконец, как апофеоз драмы, вдруг сами собой вспыхнули занавеси на окнах!

Конечно, всем повезло – и Веронике с мамой, и персоналу гостиницы, и даже нам, членам комиссии, – что в тот момент в помещении для завтраков оказался Ковров. В прошлом сотрудник органов, пятнадцать лет, как в отставке, он прибыл в столицу из Владивостока по делам своей фирмы. И он не растерялся, когда вспыхнули занавеси. Схватил огнетушитель и начал умело орудовать им, ликвидируя возгорание. Попутно крикнул выглянувшей менеджерице: «Звони ноль-один!» Когда пожар был потушен, он пригрозил администрации, что никакой милиции вызывать не стоит. А сам, помня еще со времен службы совершенно секретные приказы о том, как фиксировать и как работать со всем сверхъестественным и необычным, позвонил в ФСБ.

В местном отделе тоже оказались люди грамотные и расторопные – поэтому не прошло и двух часов, как с постояльцев и сотрудниц отеля (включая хамку Гробовую) была взята подписка о неразглашении. А девочка Вероника вместе с мамой переправлена для обследования в больницу – кстати, ту самую, родильный блок которой семью годами ранее был уничтожен совместными усилиями семейки экстрасенсов.

Климовым мы предъявили простенький ультиматум: или последует уголовное дело по результатам порчи имущества в гостинице, суд и полное возмещение ущерба, или они соглашаются на подробное исследование способностей Вероники в условиях стационара. Разумеется, женщины выбрали последнее.

К тому времени – начало нулевых годов – безудержное финансирование нашей службы сменилось подлинной денежной засухой. Видать, средства от подорожавшей нефти срочно потребовались для строительства чиновных особняков – под Москвой, под Питером и в Марбелье. Поэтому и с Вероникой поработали маловато и мелковато. Да – сделали анализ ДНК, определили, что, как у абсолютно всех иных, в геноме у девочки содержится тот же самый дефект. Поэкспериментировали с ней, пытаясь снова вызвать пирогенез или телекинез – однако опыты оказались неудачными. Попугали немножко девочку и маму: если они будут распространяться о сверхспособностях Вероники, а тем более пытаться демонстрировать их – очень легко могут загреметь в психиатрическую клинику. Затем у девочки с мамой взяли подписку о неразглашении, доставили на вокзал – и отправили восвояси в их родной Энск, под надзор местного отдела ФСБ.

И с тех пор с девчонкой ничего не случалось. А может, все ж таки случалось – да мы проглядели?

Весь день Сименс отсутствовал. После моего пожелания разыскать что-то о моих родителях он по-настоящему меня допросил. Где мама работала? Где отец? С кем она дружила? С кем – он? Где вы здесь, в Энске, жили? В какую ты школу ходил? С кем из одноклассников водился? Потом он отпросился – и исчез на целый день. И я понимал, что он работает на меня, исполняет те идеи, что пришли вдруг мне в голову. Он зарабатывал со мной столько, что мог позволить себе трудиться не за страх, а за совесть – чтобы только ублажить меня, своего работодателя.

Присутствие Сименса в течение рабочего дня мне, в сущности, было не нужно. Зачем он? Его цель – организовать процесс приема, чтоб не было эксцессов. Их обычно, тьфу-тьфу-тьфу, и не бывает. Но я как подумаю, сколько оголтелых, ненасытных чиновников могли бы помешать мне трудиться – от местных санэпидстанций до пожарных, от милиции до горэнерго, – так сразу понимаю, что суммы в наличных, что мой помощник берет на расходы, организуя гастроли, совсем невелики.

После того как я принял семь страждущих дам, чувствовал себя изрядно высосанным. В гостиницу идти пешком уже совершенно не хотелось. Сименс заехал за мной на «мерсе», мы оставили Элю запирать лавку и перебрались в отель. Ни о чем серьезном не говорили – мой помощник знает, что после приема, да еще в первый день, я затухаю и нуждаюсь в восстановлении. А восстанавливает меня только время. Ну, еще ванна и пища. Поэтому в себя я пришел только после десерта, около десяти, в отдельном кабинете ресторана «Зюйд-вест».

Сименс заметил, что я оклемался, и спросил:

– Ты обратил внимание, что здесь, в Энске, за нами следят?

– За нами – или за мной?

– За тобой.

– С чего бы вдруг? Давно ничего похожего не было.

– Я здесь все вопросы с налоговой и прочими силовиками решил, как обычно. Не должны они были борзеть.

– А как ты думаешь тогда – что это за фигня?

– Могу только гадать.

– А именно?

– Одна из записавшихся к тебе на прием – жена градоначальника. Поэтому он хочет проверить тебя по полной.

– Ладно, Сименс, выдумывать я и сам умею, фантазия у меня, может, даже побогаче твоей будет. А про слежку временно забудем. Лучше расскажи: как розыски в моей родословной?

– Я замечательного товарища обнаружил. Он и поговорить согласился. Но только с тобой лично. Он даже тебя великолепно помнит. Сказал, что ты очаровательный бутуз. Правда потом поправился: милый, говорит, смышленый мальчик.

– Кто же это?

– Его фамилия Десятников. Зовут Петр Сергеевич. В укороченном варианте получается Петя Десятников. Или Пятидесятников. Смешно, да? Это он сам мое внимание обратил. Не помнишь его?

– Что-то разве совсем смутно.

– А ведь он с твоим отцом кучу лет вместе проработал. Был в буквальном смысле его правой рукой. Верным оруженосцем. Это он мне так сказал. Сейчас на пенсии. Похоже, скучает. Жена в санатории. И потому, повторяю, не против с тобой встретиться.

– Ну, так давай. Прямо сейчас.

– Сейчас?! Половина одиннадцатого. Нормальные пенсионеры об эту пору пьют свой вечерний кефир и укладываются в люльку.

– Ну, пенсы́ разными бывают. Иные в сей час начинают пить свой вечерний коньяк. Словом, звони ему: да так да, нет – так завтра.

Не откладывая в долгий ящик, Сименс набрал номер, изложил наши пожелания. И товарищ Десятников с радостью согласился повстречаться с нами. Прямо сейчас. Больше того! Оказалось, что проживает он в том же самом доме, что и мы! В нашей высотке гостиница занимала один подъезд – во всех других парадных по-прежнему обретались обычные жители.

У Сименса нашлась дежурная бутылка коньяку – да не простая, а французская. По поводу нашей странной удачи – с Десятниковым, что с ходу, ночью, согласился встретиться, – он выговорил мне: «Я все чаще убеждаюсь, что ты – колдун!» – «А ты разве сомневался», – отвечал я ему. Словом, уже через пятнадцать минут мы звонили в дверь нашему информатору. Интересно, узнаю ли я человека, который помнил меня пузаном?