– Ужас, – прошептал я.

Сименс только за голову схватился.

– Ну, разумеется, – развел руками Петр Сергеевич, – Лиля, глядя на случившееся, перестала блюсти конспирацию, бросилась вниз, вылетела во двор, потом на улицу. Мама ваша, как ее увидела, вслед за ней кинулась. А я метнулся «Скорую помощь» вызывать. Короче, оказалось, что у отца вашего переломы обеих ног. Его в горбольницу отвезли – и мы, все трое соучастников, так сказать, с ним вместе поехали. Мама ваша ни на него, ни на Лилию тем более даже не смотрела. А когда приехали, рентген сделали, гипс наложили, сказали, что надо ему немного полежать: сотрясение мозга очевидное, – тогда ваша мать отцу и выдала по первое число. Прямо там, в палате, – я сразу насчет отдельной договорился. Но мама ваша ни медсестер, ни меня, ни тем более Лили не постеснялась. «Когда ты, – кричала она ему, – втихаря встречался с этой шалавой, ты компрометировал меня, нашу семью! Но своими тарзаньими прыжками на виду у всего города – ты самого себя уничтожаешь, неужели не понял? Ты ведь не дядя Вася, электрик, который может себе позволить в шкафу в голом виде прятаться! Ты – советский руководитель, директор завода – и член бюро горкома, между прочим! У тебя что, партбилет лишний? Думаешь – ты меня оскорбил? Ты себя оскорбил, помоями облил!»

– Такие страсти, – заметил я, – а я не слышал даже отголосков. А ведь тогда мне уже лет десять было.

– Правильно, что не слышали! – воскликнул Десятников. – Вас тогда совершенно точно в городе не было. Летом дело происходило, и вы отдыхали на каникулах у бабушки где-то в Ростовской области. А когда эта история случилось, ваша мать сказала отцу: не хочу тебя даже видеть, полежи, подумай хорошенько, как тебе жить дальше. А сама взяла отпуск и уехала туда к вам и к своей маме. Не знаю, может, она в стратегическом плане ошибку совершила – но я ее очень хорошо понимаю: после подобных событий вряд ли захочешь человека, что тебя так обидел, видеть. А Лиля быстро сообразила, что теперь-то ей выпадает замечательный шанс, и грех им не воспользоваться. Она каждый день стала таскаться к вашему отцу в больницу, готовить ему бульончики куриные (кур на рынке за сумасшедшие деньги доставала). Варила морсики, книжки вслух ему читала, а также популярные тогда, в перестройку, журналы «Огонек» и еженедельник «Московские новости». А потом, когда Данилова-старшего выписали, она, как само собой разумеющееся, поселилась у вас в квартире и продолжала за вашим папой ухаживать. Ухаживать – и в физическом отношении, и в моральном, и в любовном. Я не знаю, как конкретно дальше ситуация развивалась: возможно, вашей маме о том, что в Энске творится, сообщали, а может, она просто со временем поняла, что поступила недальновидно, – однако однажды решила возвратиться в родной город. Одна – без вас, Алеша. Я это прекрасно помню, потому что как раз встречал ее на вокзале. А перед ее приездом – вывозил из вашей квартиры Лилию со всеми вещичками, и ух, она злющая была!.. А вскоре Сергей Владиленович на работу вышел – он сроду так долго в своем кабинете не отсутствовал, если не считать командировки в Германию. Человек он был мобильный, сложновато ему, конечно, приходилось тогда: с переломанными ногами с утра до вечера за директорским столом безвылазно сидеть, но что делать. Шофер его по утрам из квартиры в машину на руках таскал, потом из машины в кабинет. А вечером – наоборот. Никаким партийным проработкам подвергать его не стали. Наш парторг перед ним всегда на цирлах ходил, а горком, хоть и прознал, конечно, про историю с тарзаньими прыжками, – никакого дела персонального заводить не стал. Тогда, в последние годы своего величия, партия уже только и думала, как бы к кому прилепиться, как бы спастись – поэтому бочку катить на влиятельного директора им вовсе был не резон. В общем, жизнь у товарища Данилова налаживалась.

Матушка ваша ухаживала за ним. Про Лилю я от него больше ничего не слышал. Да только видно по нему было: по вечерам после рабочего дня возвращаться к родному очагу ему не хотелось. Он засиживался в кабинете, а не раз прямо там, в комнате отдыха, устраивался ночевать. И не потому, что стеснялся того факта, что водитель персональный его на ручках носит. Пару раз мы с ним в его кабинете выпивали, и однажды он передо мной открылся. Дурак я, говорит, что с этой Лилькой связался. Она, конечно, баба эффектная и дает мощно (извиняюсь, но я дословно цитирую его слова) – однако хищница настоящая. Вцепилась в меня, хотела заполучить. Да только фальшиво все у нее получалось: и любовь, и забота. Пока я с ней эти пару недель прожил, в больнице и дома, я хорошо это понял. Ухаживала, словно из-под палки. Был бы я вдруг по жизни не я, а другой – такой же, но бедный и больной, – на фиг был бы ей не нужен. В общем, выгнал я ее к чертовой бабушке и больше надеюсь никогда не увидеть. С Иванычем я уже поговорил (а Иваныч был начальник нашего таможенного поста), чтобы ее перевели куда-нибудь – с повышением, естественно! – хоть в Одессу, хоть в Клайпеду, хоть в Таллин! (Тогда ведь страна еще единой была – и таможня тоже.) А Лара (ваша мама то есть) меня рано или поздно простит. Я все ж таки не докер четвертого разряда, а директор завода, председатель двух СП и трех кооперативов!

Отец ваш надеялся, что постепенно ситуация сгладится. Лильку отправят из Энска куда подальше, а у супруги он прощенье вымолит. Любовницу свою он не видел уже пару месяцев. Она даже из той квартиры, что он для нее снимал, съехала в неизвестном направлении. Да только ситуация повернулась неожиданным боком. Однажды (уже и гипс ему сняли) приехал в свой кабинет Сергей Владиленович бледный-бледный. Я спросил, что с ним. Он отмахнулся – потом, дескать. И только вечером рассказал.

Оказывается, Лиля вдруг проявилась. Подкараулила его утром во дворе, у машины. Рассказала: я, дескать, беременна от тебя. И по лицу, по повадкам (сказал отец) видно, что вряд ли придумала: лицо и талия округлились, походка изменилась. Я не хочу, говорит, чтобы ребенок рос безотцовщиной. «Поэтому ты (заявила Лиля вашему отцу) должен семью свою старую оставить – тем более ты Ларису совсем не любишь – и жениться на мне, и жить со мной, и содержать нас с ребеночком». – «Ладно (ответил ей отец), я подумаю». Я ему тогда сказал: «Если вам мой совет нужен – она ведет себя так же, как мы с московским главком: просим как можно больше – авось дадут хоть что-нибудь. Вот и она: вслух желает замуж и жить вместе. Но вы же этого не хотите?» – «Нет, конечно», – произнес он. «Значит, вам придется от нее откупаться – квартирой, или, может, чем-то вроде алиментов, или хотя бы подарками». Однако ситуация завернулась еще круче.

Товарищ Десятников сделал паузу, пожевал губами, и на глаза его вдруг навернулись слезы. «Может, все-таки коньячку?» – предложил он, и когда мы с Сименсом дружно отказались, он молвил: «А я, извините, выпью», – открыл принесенную нами бутыль, налил рюмку и махнул – не по-европейски, смакуя, а по-нашенски, залпом.

Потом Петр Сергеевич вернулся на авансцену и продолжил:

– Однако ситуация, как я уже сказал, стала разворачиваться еще круче. Хотя сначала казалось, что все урегулировалось. Ваш отец встретился через какое-то время с Лилей. (Он потом мне рассказал.) Был он спокоен, продемонстрировал ей, что любви между ними никакой нет и быть не может. Сказал, что будет помогать ребенку, саму Лилю устроит на хорошее место (в другом городе), и даже беременность ее дальнейшей службе не будет помехой. И квартиру он на новом месте готов ей снимать (покупать-продавать жилье тогда еще нельзя было). Она (как ваш батюшка мне рассказал) была печальной и на все согласилась. И – исчезла куда-то. Надолго. Может, как я думаю сейчас, потому что испугалась, не хотела уезжать в другой город – а отец ваш настаивал, ставил это условием своего дальнейшего ей вспомоществования. Однако у нее, как потом оказалось, были другие планы. Не помню, сколько точно времени прошло, но месяца четыре или пять. Лилька не проявлялась. Я даже думал (и вашему отцу однажды сказал), что она гордость проявила и сама куда-то уехала – он только отмахнулся. Но однажды эта б…дь (простите меня за грубое слово, но по-иному не скажешь) вдруг устроила встречу с вашей, Алеша, матушкой. А пузо у нее, простите за выражение, уже на нос тогда лезло. И начала она Ларисе Станиславовне выдавать тот же текст: «Я беременна от вашего мужа. Я хочу, чтоб у нас с ним была полноценная семья, ребенок вырос с отцом. Отпустите его» – и так далее. Только Лилия еще прибавила, что она до сих пор постоянно с вашим отцом встречается.