– Слушай, – зашептала горячечно и быстро, бе гая глазами по лицу Романа, – зачем он ей, а? За чем?! Он ей – не нужен. Никогда не был нужен…

Роман выдернул руку.

– Это им решать.

– Да чего там решать?! Марку нужен уход…

Чайник на плите дунул паром сквозь свисток, фанатка подхватилась со стула и, засыпая в заварочный чайник каких-то травок, запричитала, забор мотала:

– Только я, только я знаю, что ему нужно. Как за ним ухаживать, какие лекарства давать, когда, по сколько. – Развернулась всем телом: – Он пришел ко мне! Так было предначертано! Он мой. Пришел ко мне, значит, он мой. – Схватила с тумбы чайник, понеслась к выходу из кухни.

– Подожди! Дай завариться!

Но Виолетта уже скрылась за поворотом к ком на те. Роман покачал головой и шумно выдохнул. Даже если бы Марье было куда сейчас везти мужа, ненормальная поклонница, не исключено, сиганула бы вслед за ним с восьмого этажа прямо на крышу савельевского джипа. Разбилась бы в лепешку, но просто так не отдала своего иконописного гения.

– Заперлись. – Покачиваясь, опираясь плечом о стену, Виолетта вернулась на кухню.

– Им надо поговорить, – спокойно произнес Роман.

– О чем? – опускаясь на табурет и все еще держа в руках чайник, сказала разгромленная по всем фронтам воительница. – Она не слышала его раньше, что может…

– А ты? – перебил Савельев. – Ты – слышала.

– Да! Я слышала! Я видела, я знала, я его чувствовала.

– А Стаса Покрышкина ты знала? – быстро вставил Роман в поток сумбурной речи.

– Кого? – споткнулась Виолетта. Она никак не могла переключиться с видений беседующего где-то за закрытой дверьюсвоегогения на всяческие пустяки.

– Стаса. Соседа Марка.

– Ах, этого… – Губы фанатки брезгливо скривились. – Одноклассника…

– Да, да, Стас Покрышкин.

– А ты, значит, его друг? – Глаза Виолетты неприязненно сощурились, уголки рта задергались в презрительной гримасе, и Савельеву показалось, что эта бесноватая курица может его сейчас ударить. – Ты – от него? Долги вышибаешь?

– Нет. Стас умер. Убит. Виолетта пожевала губами, наморщила лоб:

– Убили, значит, гаденыша…

– Да.

– А кто?

– Подозревают Марью.

– Что-о-о-о?! – Фанатка выпучилась, подалась вперед: – Эту безглазую амебу?! Марью?!

– А может быть, это ты его убила? – невозмутимо воткнул Савельев.

– Я? Хорошо бы. – Виолетта отпрянула. – Давно надо было этого гаденыша пристукнуть.

– Стаса застрелили.

– Пристрелили, значит, – удовлетворенно помотала патлами поклонница. – Допрыгался. Дождался. – И резко подытожила: – Туда и дорога.

– А ты его давно не видела?

– Стаса? Дай-ка припомню… Года три или четыре… Я ему еще обещала зенки выцарапать, если от Марка не отстанет… Это было на биеннале, Стас тогда пришел… На Марке был костюм цвета бордо с золотой полоской, желтое кашне и золотистый платочек в кармане, духи я ему тогда подарила… а носки он – вот жена досталась! – черные надел…

– И больше ты Покрышкина не видела? – Боксер перебил ушедшую в воспоминания поклонницу.

– А? Что? Покрышкина… Нет, не встречала. – И вдруг воодушевилась: – Слушай, а может, это Машка его пристукнула?! А?! Пристукнула и…

– Это не Марья, – снова перебивая, твердо выговорил Роман.

– Да? А может, это – ты? Любовничек…

– Да никакой я не любовник!

– Да ладно тебе, – отмахнулась Виолетта. – У меня глаз наметанный.

Тьфу!

Роман откинулся назад, застрял в щели между холодильником и столом и почувствовал себя беспомощным под усмехающимся взглядом ненормальной курицы.

Пауза затягивалась, – ну и плевать! – и было непонятно, насколько была только что правдива хозяйка с гостем. Роман, набычившись, разглядывал худосочную фигуру и хмуро размышлял – могла ли эта полусумасшедшая растрепанная девица убить Покрышкина?

По всем ее манерам получалось – могла. Засадить пулю в гаденыша, погубившего талант ее умирающего гения…

Но вот… сейчас? Сейчас это вряд ли. Виолетта ни за что не стала бы рисковать, ее главенствующая цель – поймать последний вздох художника. Быть рядом.

Потом, потом – возможно. Ей было бы уже все равно.

Но не сейчас. Она бы рисковать не стала. Могли б поймать, засадить в кутузку и разлучить с последним вздохом.

Нет, не рискнет. Сто раз подумает.

Роман прищурился в раздумьях, Виолетта поняла его взгляд неправильно:

– Переживаешь, не получил ли от подружки СПИД? Савельев не ответил.

– Переживаешь. На кухню, слепо глядя перед собой, вошла Марья.

Бледная как полотно, с запавшими незрячими глазами.

– Уснул, – сказала тихо. (Виолетта подскочила с табурета.) – Не ходи. Он спит. Я укрыла его одеялом.

Застрявший в щели гигант-боксер наблюдал, как заново присматриваются друг к другу две женщины: сидят напротив на табуретах, смотрят в глаза и, пожалуй, ведут безмолвный диалог.

– Сколько ему осталось? – первой проговорила Марья.

– Месяц, полтора.

– Почему так быстро?

– Не повезло, – пожала плечами Виолетта. – Два воспаления легких подряд.

– Почему он ничего не сказал мне?! Фанатка усмехнулась:

– Зачем? Ты вся в работе, у тебя другая жизнь.

– Но – почему?! Почему?! – твердила Марья, раскачиваясь из стороны в сторону. – Неужели он не был во мне уверен?!

– Ты отреклась! Ты отступила!

– Неправда!

– Правда! Ты его бросила!

– Но не в беде!

Виолетта вскочила, подошла к окну, встала спиной к Марье.

– Ты его бросила, – вколачивала монотонно. – Он нуждался в тебе, когда был здоров, но ты даже тогда – не замечала…

– Неправда! – В голосе зазвучали слезы.

– Правда! – выкрикнула Виолетта, обернулась. – Ему не нужна была твоя жалость! Ты отвернулась еще от здорового! А я не отдаю друзей предателям. Сейчас – он мой. Навсегда.

Марья закрыла лицо руками, всхлипнула.

– Уходи. Пожалуйста, уходи.

– Нет, я дождусь, пока он проснется, – сквозь пальцы прошептала Маша.

– Хорошо. Но потом – ты уйдешь.

Марк пробыл в забытьи всего полчаса.

Марья прощалась.

Роман вынул из заднего кармана брюк бумажник, выгреб из него всю наличность – тысяч восемь рублей и двести долларов, положил на кухонный стол: