Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром Плескачев убегал в часть, где квартировались командированные в Моздок десантники. Но перед уходом тетушка успевала покормить младшего сержанта свежеиспеченными блинами, которые так вкусно было обмакивать в плошку с густейшей сметаной или янтарным медом. Младший сержант ел, а тетушка, подперев ладонью щеку, многозначительно вздыхала:
– Ешь, солдатик, ешь. Может, после службы вернешься за моей Юлькой. Увезешь ее подальше от войны.
Уплетая за обе щеки блины, Плескачев смеялся:
– Тетя Вера, так здесь же нет никакой войны. До Чечни далеко, хоть это и один федеральный округ.
Подливая медка в глиняную плошку с нарисованными синей глазурью васильками, тетушка, поджав губы, горестно бормотала:
– Не понимаю я твоих мудреных слов…. Федеральный округ, федеральный округ… Слишком вы все умные. А я знаю одно – если где-то полыхнуло, то огонь пойдет дальше. Пока пожар не потушен, никто спать спокойно не может. Помяни мое слово…
Уехать десантникам из Моздока пришлось неожиданно. Командир полка вызвал группу капитана Верещагина срочной телефонограммой. В зоне ответственности полка активизировались боевики. Их отряды, точно капли ртути, соединялись в одно большое соединение, а это означало только одно – боевики готовят очередную крупную операцию. В такой ситуации каждый человек был на счету.
Командир полка полковник Дронов, изучивший тактику чеченов еще во времена бесславной первой кампании, четко усвоил незамысловатую истину: сила силу ломит. Когда-то умники с генеральскими погонами на плечах, позаканчивавшие Академию Генштаба и мнящие себя стратегами не хуже Наполеона, позабыли это элементарное правило. За головотяпство генералов сполна заплатили солдаты.
Полковник Дронов, в ту пору командовавший батальоном, хорошо помнил, как превосходящие силы противника с остервенением волчьей стаи атаковали плацдарм, который удерживали его ребята. За реку Сунджа десантники боевиков не пропустили. О потерях, которые понес батальон, полковник Дронов помнил всегда. А ведь все могло быть по-другому. И не надо было генералам заканчивать свои академии. Достаточно было перелистать страницы старых хроник. Внимательно прочитать воспоминания участников кавказской войны позапрошлого века. Тогда, устав от бесчинств горцев и бесконечных стычек, командование сконцентрировало силы, добилось десятикратного превосходства над армией имама Шамиля и только после этого отдало приказ нанести удар. Ошеломленный превосходством русских, имам сложил оружие, сдавшись на милость царя.
Спустя более чем сто лет военачальники Российской армии действовали с точностью до наоборот. Не оценив должным образом силы противника, они бросили в кровавый котел слабо подготовленные части, не подкрепленные резервом. Вновь пришлось учиться на собственных ошибках. А война выставляет за ошибки слишком большие счета, за которые полагается платить жизнью солдат.
С тех пор Дронов своих людей оберегал. Понапрасну солдат под пули не подставлял. Как мог, противостоял генеральской тупости, резонно полагая, что на местах ситуация виднее. Хотя желающих вмешаться в оперативный расклад было хоть отбавляй. Каждый из высоких начальников стремился дать свои ценные указания и отхватить за них орден на грудь или очередное звание. Но времена изменились. Полковник это чувствовал. Поэтому непрошеных советчиков он вежливо, но твердо посылал куда подальше. Дальнейшей карьеры полковник Дронов на солдатской крови делать не собирался и в отставку отправиться не боялся. На таких офицерах, как он, держится армия. Но «наверх» люди, подобные Дронову, пробираются редко. Зато подчиненные таких командиров уважают. Каждый их приказ исполняется беспрекословно. Поэтому первой попутной «вертушкой» группа капитана Верещагина убыла в зону ответственности полка.
Месяц полк нес службу в усиленном режиме. Часть десантников отправилась на усиление блокпостов, часть вошла в состав мобильных групп, готовых в любую секунду убыть в указанный квадрат. Однако боевики активности не проявляли. Наконец, по сведениям разведки, бандформирование, распавшись на малочисленные отряды, рассредоточилось по всему юго-востоку Чечни. Произошло лишь несколько незначительных боестолкновений. Зато активизировалась минная война.
Младший сержант Плескачев, выделенный вместе со своим отделением для прикрытия инженерной разведки, дневал и ночевал с саперами. А у тех работы хватало. Чечены изощрялись, как могли. Помимо традиционных растяжек и фугасов, изготовленных из артиллерийских снарядов, они придумали штуки и похитрее. Казалось, изобретательности минеров нет предела. На глазах изумленного младшего сержанта саперы извлекли радиоуправляемый фугас из дупла старого бука, росшего у дороги.
Военная судьба была благосклонна к младшему сержанту. Работая с саперами, он несколько раз попадал в серьезные передряги, но выходил из них живым и здоровым. Под самый занавес службы, когда до дембеля оставалось меньше двух месяцев, подразделение Плескачева получило новое задание. Командование приняло решение уплотнить систему опорных пунктов в предгорных районах Чечни. На одном из них пришлось служить Плескачеву.
На господствующей над местностью высотке десантники вырыли окопы в полный профиль, соорудили нечто вроде смотровой вышки, обложили огневые точки мешками с песком, а брустверы укрепили кладкой из камней. Конечно, для большей прочности не помешали бы бетонные блоки. Но опорный пункт находился в труднодоступной местности, и добраться до него можно было только на гусеничном вездеходе.
Раз в две недели десантникам привозили продукты. Две БМП, сопровождавшие вездеход, останавливались возле линии окопов. Десантники спешно перетаскивали груз из железного чрева вездехода в землянку, исполнявшую роль погреба и складского помещения. Последним аккордом разгрузки была передача почты. Ответственный за груз торжественно запускал руку за пазуху, извлекал оттуда стопку конвертов и с прибаутками отдавал послания солдатам. Эта процедура никогда не менялась, превратившись в некий ритуал. Хотя, по правде сказать, Плескачев, как и другие, с удовольствием сначала заполучил бы письма и лишь потом приступал бы к разгрузке.
Юля писала не слишком часто. Она вообще не любила писать. В наше время люди отвыкли излагать свои чувства и мысли на бумаге. Жора аккуратно складывал редкие послания в картонную коробку, а присланную фотографию повесил над деревянным настилом, служившим сержанту местом для сна. Сослуживцам долго засматриваться на изображение девушки он не позволял. Эти приступы ревности были прекрасным поводом для насмешек над влюбленным младшим сержантом. Но насмешек не злых и в меру грубых. На опорном пункте жизнь скучна, а время тянется, как прилипшая к подошве жевательная резинка. Любой повод скрасить нудное существование использовался на сто процентов. Но сослуживцы Плескачева знали, что есть определенная грань, за которую переступать нельзя.
На войне нервная система человека перестраивается. Солдат может проявить потрясающее хладнокровие в самой сложной ситуации, а может взорваться и натворить глупостей из-за неосторожно оброненного слова. Зная взрывной характер парня из Кёнига, сослуживцы на фотографию все-таки засматривались, но языками лишнего не трепали.