Приготовившись к встрече с секретаршей, я распахнула дверь иоказалась прямо в кабинете. По непонятной причине вход к Чванову никто несторожил. Большая, более чем тридцатиметровая комната была заставлена книжнымишкафами, внутри которых виднелись разнокалиберные тома, чуть в глубине еепомещался огромный письменный стол, заваленный горами бумаг, папками игазетами. Но самое яркое впечатление производила одна из стен, сплошь отпотолка до пола увешанная фотографиями с автографами. Мужские и женские лица, молодыеи старые, веселые и грустные…

– Сколько снимков, – невольно ахнула я, – это ваширодственники?

Сидевший за письменным столом мужчина рассмеялся густымбасом:

– Можно сказать и так. Но на самом деле это пациенты,которые после операции живыми и здоровыми ушли домой.

Я продолжала рассматривать «коллаж». Да, впечатляет и,наверное, производит сильное действие на больного человека. Он приходитдоговариваться об операции, боится, нервничает, а тут такой «иконостас»!

– Слушаю, – решил оторвать меня от созерцания портретовхирург.

– Я звонила вам недавно от Гали Верещагиной…

– Слушаю, в чем проблема?

«В Каюровых», – хотела было ответить я, но вслух сказаладругое:

– Очень плохо себя чувствую.

Чванов мягко улыбнулся.

– А именно?

Я вновь начала перебирать различные части тела, пытаясьсообразить, какая у него специализация. Гинеколог? Маловероятно, на стене полноснимков мужчин. Онколог? Уролог? Пульманолог? Ну какие части тела он оперирует?И зачем я только решила прикидываться больной!

Андрей Владимирович тяжело вздохнул:

– Анализы принесли?

– А как же, – обрадовалась я.

Честно говоря, терпеть не могу ходить по врачам, а кровьпоследний раз сдавала лет пятнадцать тому назад. Кстати, мои домашние тоже«обожают» лечиться и по докторам никогда не бегают. Но Зайка, собираясь статьматерью, регулярно носилась в лабораторию, и сегодня, отправляясь к Чванову, явытащила из секретера несколько листочков.

Хирург уставился на бумажки, потом хмыкнул:

– Милочка, вы беременны.

– Не может быть, – выпалила я в полной растерянности,понимая, что сваляла дурака, – извините, но я не имею мужа.

Андрей Владимирович сохранил серьезное выражение лица, но вглазах его запрыгали чертики.

– Похвальное целомудрие в наш век бурной сексуальнойреволюции. Так чем я могу помочь? Роды не принимаю, а по внешнему виду вы никакне похожи на мою пациентку.

Тут я не утерпела и поинтересовалась:

– А вы все отрезаете или только какие-то части?

Чванов хрюкнул и захохотал:

– Дорогая, откуда вы взялись? Ну признайтесь, вы работаете вгазете, знаете про то, что я терпеть не могу журналистов, и решили такимобразом взять интервью. Хорошо, согласен, ей-богу, вы мне нравитесь. Все лиотрезаю? Нет, только то, что испортилось, работающие куски оставляю…

И он снова заржал. Я хотела похвалить его за прозорливость иприкинуться корреспондентом, но неожиданно сказала:

– Вот и не угадали, более того, вам ни за что не догадаться,кем я работаю.

Андрей Владимирович хохотнул последний раз ипоинтересовался:

– И кем же?

– Детективом.

– Вы сотрудник милиции?

– Нет, частный детектив.

– И зачем я вам понадобился?

– Вы знаете Каюровых?

– Кого?

– Мишу и Лену. Вы еще порекомендовали им поставить лошадей кВерещагиным. Кстати, почему вы посоветовали именно эту конюшню?

– Столько вопросов сразу, – усмехнулся Чванов и, доставнебольшую, красиво изогнутую трубку, поинтересовался: – Не помешает?

Я помотала головой. Андрей Владимирович сосредоточеннопоковырял в деревянной «чашечке» какими-то железками, набил ее табаком,выпустил светло-серое облако дыма и сказал:

– А я к Гале с Лешей многих направил.

– Почему?

Чванов улыбнулся.

– Если начал делать доброе дело, не надо останавливаться!

– Не понимаю.

– Я был самым первым их клиентом.

– Ну да? А Галка говорила, будто они объявление в газетедали.

– Правильно, – кивнул Чванов, – я иногда просматриваю «Изрук в руки», там интересные вещи встречаются.

Как-то раз Андрей Владимирович листал один из номеров газетыбесплатных объявлений. В глаза кинулись строчки «Отличные конюшни». Чвановпризадумался. Любовь к лошадям у него в крови, и дед, и отец работали наипподроме. Поэтому, как только ему позволили финансы, хирург завел сразу двухскакунов. Но держать коней на городской квартире невозможно, да и на даче дляних нет условий, поэтому лошади Чванова находились в хорошо известном всемлошадникам месте – конюшне Олега Чеснокова. Все там было хорошо, кроме одного.У Чеснокова вечно толкался народ, и приходилось не столько наслаждатьсяприродой и общением с любимым Огоньком и Бураном, сколько разговаривать сознакомыми. Может, кому-то такое времяпрепровождение и было по вкусу, но тольконе профессору. За неделю он успевал побеседовать с таким количеством народа,что в выходные хотел лишь одного: покоя и тишины. А этих двух составляющих уЧеснокова как раз и не было.

Андрей Владимирович позвонил по телефону и остался доволен.Леша честно сказал, что звонок Чванова первый, что много денег он не возьмет ичто конюшня только открывается. Наверное, следовало сразу отказаться отВерещагиных, но Чванова тронула искренность Алексея, и он поехал взглянуть настойла.

Сказать, что хирург испытал разочарование, – это не сказатьничего. Скакунам предлагался сарай, правда аккуратно покрашенный, устеленныйсоломой и со свежеобструганными воротцами. Но никакого сравнения с каменнымидомами Чеснокова новое «стойбище» не выдерживало. Не было в Зыбкине гостиницы,обширного штата обслуги, только Галя, Алексей и их дочь Катя. Но именно девочкаи склонила чашу весов в их пользу. Рыжая, такая же, как мать, она подошла кхирургу и бесхитростно поинтересовалась:

– А где лошадки?