Но вот что раздражало: осуществить предшествующее намерение на практике оказалось труднее, чем последующее.

А письмо Марукакиса полностью вытеснило новую книгу у него из головы.

К письму был прикреплен конспект:

В конце Марукакис написал от руки примечание.

Латимер вздохнул. Подробности той роли, которую сыграл Димитриос в событиях 1923 года, вне всякого сомнения, находились во втором досье.

Болгарские власти, очевидно, знали о Димитриосе больше, чем готовы были сообщить турецкой полиции. Самым досадным было осознавать, что эта информация существует, но не иметь возможности до нее добраться.

Однако даже известные факты позволяли задуматься. На борту итальянского парохода «Изола Белла» в декабре 1922 года, где-то между Пиреем и Варной, удостоверение личности под номером Т53462 претерпело некоторое изменение. Димитриос Таладис стал Димитриосом Макропулосом. Либо Димитриос обнаружил в себе талант изготовителя фальшивок, либо он встретил кого-то с подобным талантом.

Ирана Превеза — вот настоящая ниточка, за которую можно было осторожно потянуть. Если она еще жива, то непременно надо ее найти. Сейчас эту задачу следовало бы доверить Марукакису. Кстати, женщина греческого происхождения — видимо, Димитриос не говорил по-болгарски.

«Связан с иностранными преступниками». Что значит эта неопределенная формулировка? С какими преступниками? Какой страны? Какого рода были эти связи? И почему попытка его депортировать была сделана за два дня до переворота Цанкова? Может, Димитриос являлся одним из подозреваемых, за которым всю неделю гонялась софийская полиция? Полковник Хаки вообще не верил в то, что он сам убивал за деньги. «Такие типы никогда не рискуют собственной шкурой». Но полковник Хаки знал о Димитриосе не все. И кто такой, скажите на милость, этот услужливый А. Вазов, который так быстро и эффективно вступился за Димитриоса? Ответы на эти вопросы, без сомнения, находились в секретном втором досье. Какая досада!

Что касается описания, то, как и большинство стандартных описаний, оно подошло бы десяткам тысяч людей. Чаще всего узнаешь кого-то, даже близкого друга, основываясь на восприятии неуловимых черт. Цельная картина, скорее похожая на карикатуру, больше отражает видение наблюдателя, а не самого наблюдаемого. Так, например, невысокий человек, чувствующий недостаток роста, опишет человека среднего роста как высокого. Для обычной жизни, в которой любят и ненавидят, рождаются и умирают, подобной карикатуры было бы достаточно. Но ему, Латимеру, требовалось большее. Ему нужен был портрет Димитриоса, портрет, нарисованный рукой художника, вдохновленного личностью натурщика. Или придется создать свой собственный портрет Димитриоса из черновых мазков, которые Латимер смог найти в полицейских досье. Он будет накладывать их один на другой в надежде, что плоское изображение в конце концов обретет объем.

Негр, например, дал довольно приличное описание. Описание женщины не добавляло ничего к тем нескольким мазкам кистью. Возможно, полиция ее запугала. «Не смейте врать! Опишите его. Какого он роста? Какого цвета глаза? А волосы? Вы знали его достаточно хорошо. Нам это известно. Лучше быть откровенной…» И все в том же духе.

Удивительно: несмотря на второе досье в архиве, у полиции не было ни описания, ни фотографии. Хотя, пока Вазов не пришел к нему на помощь, Димитриос находился под стражей несколько часов.

И еще кое-что вызывало вопросы. Откуда женщина знала его точный рост, до сантиметра? Обычно вы не можете назвать рост близких друзей. Часто вы не знаете даже свой собственный.

В голове Латимера завертелись мысли. Предположим, что небольшая уловка полковника Хаки по сокрытию информации о Димитриосе (и заговоре с целью убийства Кемаля) прошла не так успешно, как он считал. Предположим, что болгарские власти ее раскусили. По словам полковника, полиция Софии почти ничего не знала о Димитриосе. Существование второго досье наводило на мысль, что они знали очень многое, просто не горели желанием сотрудничать.

Тогда зачем вообще нужно было что-либо сообщать? Существовала дюжина способов отделаться от запроса. Самое простое решение — заявить, что Димитриос им незнаком. Потом Латимер вспомнил фразу полковника Хаки: за этим стояли «люди, пользующиеся благосклонностью соседних дружественных государств». Не могло ли «соседнее дружественное государство» пожелать оказаться полезным? В этом был какой-то смысл. И если вместо «люди, пользующиеся благосклонностью» написать «„Евразийский кредитный трест“ и А. Вазов», дело становится интересным. Возможно, те же люди, которые хотели смерти Стамболийского, имели зуб и на Гази. Возможно, Димитриос…

Латимер пожал плечами. Сумасбродное предположение. Не прочитав второе досье, что в принципе неосуществимо, его нельзя обосновать.

Латимер отправил Марукакису записку, и на следующее утро тот ему позвонил. Они договорились снова встретиться и поужинать.

— Как дела с полицией?

— Расскажу вам все при встрече. До свидания.

Как-то раз Латимер в ожидании экзаменационных результатов волновался и слегка тревожился. Его раздражало, что информацию, которая существовала несколько дней, так сильно задерживают. К вечеру Латимер почувствовал себя так же. Он одарил Марукакиса довольно кислой улыбкой.