Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй. Не смей говорить гадости про «Годсмак».
– У меня с ними нет проблем. – Сзади затрубили клаксоны. Он даже ухом не повел. – Пока это не касается Элвиса.
– Я не могу слушать Элвиса.
У него отвисла челюсть, а густые брови поползли вверх.
– Мы больше не можем оставаться друзьями.
Я хихикнула.
Джейс сузил глаза и наконец – слава богу – тронулся с места.
– Хорошо, что ты хорошенькая, а то бы я тебя сейчас выкинул из машины.
Я расхохоталась, устраиваясь поудобнее.
– Могу сказать то же самое про тебя с твоими сомнительными вкусами. – Широкая улыбка расползлась на моем лице, когда он выстрелил в меня недовольным взглядом. – Музыке кантри пора на покой.
– Ох, ты не понимаешь, что такое хорошая музыка. – Джейс свернул налево. – Придется заняться твоим просвещением.
Я почувствовала, как грудь моя наполняется теплом, но я изо всех сил старалась делать вид, что ничего не происходит. И пока он искал парковку, мы все спорили о музыке. На это ушло немало времени, поскольку Джейс не стал парковать джип на свободных местах при въезде. И я знала почему. Он не хотел, чтобы я шла пешком, и хотя повышенное внимание к моей ноге обычно вызывало у меня раздражение, я молчала, пока он нарезал круги. Наконец нам повезло и освободилось местечко прямо у входа в кафе. Это было мило с его стороны, даже галантно, но искать другие объяснения я себе не позволила.
– Как там Джек? – спросила я, когда Джейс начал проповедовать евангелие от Джонни Кэша.[17]
Его глаза наполнились особым светом, взгляд зажегся гордостью, и я умилилась при виде этой картины.
– Отлично. В этом году пошел в детский сад. Его учительница – миссис Хиггинс – сказала, что он самый умный парень в классе.
Я улыбнулась, слезая с сиденья.
– Ты уверен, что он твой брат?
– Что ты имеешь в виду? – Джейс стоял передо мной у открытой пассажирской дверцы, успев схватить мою сумку с заднего сиденья, прежде чем я сдвинулась с места. Странное выражение промелькнуло в его серых глазах. – Конечно, он мой брат.
– Я пошутила. – Я потянулась за сумкой, но Джейс уже повесил ее на плечо. – Просто когда ты сказал, что он самый умный в классе, я усомнилась в вашем родстве.
Настороженность исчезла из его взгляда, и парень улыбнулся.
– Ха. Интеллект, приятная внешность и обаяние Джеку достались от меня.
– Угу.
Посмеиваясь, свободной рукой он приобнял меня за плечи. Этот неожиданный жест поверг меня в смятение, и приятная тяжесть его руки разлилась жжением в затылке и волной мурашек.
Для Джейса это было в порядке вещей. Пока мы поднимались по лестнице, он как будто не замечал устремленных на нас взглядов своих знакомых – а его знали все. Я тотчас вспомнила, как он впервые позволил себе нечто подобное – в тот вечер, когда без предупреждения приехал к нам.
Это случилось в первый уик-энд после… инцидента с Кэмом. Мой брат засел в подвале, опустошая запасы отцовского виски. Джейс, очевидно, переписывался с Кэмом, и тон сообщений его насторожил. Он бросил все дела и провел несколько часов в дороге, чтобы повидаться с ним.
Я была ошарашена, когда увидела Джейса в гостиной, где он беседовал с моими родителями. Он казался мне самым красивым парнем из всех, кого я когда-либо видела, – его волосы тогда были чуть короче, но такие же непослушные, и глаза цвета серой стали в какой-то момент остановились на двери, за которой я притаилась, подглядывая и подслушивая.
Что-то промелькнуло в его взгляде, и я боялась, что он увидел во мне лишь источник неприятностей Кэма. Ночь выдалась на удивление холодной – дело было в начале декабря, – но мне вдруг показалось, что в доме нестерпимо душно и нечем дышать.
Я снова спряталась, но на этот раз на улице, свернувшись калачиком в плетеном кресле в патио, глядя на мерцающие и гаснущие звезды, размышляя о том, как это все случилось.
Там Джейс и нашел меня. Вместо того чтобы устраивать мне допрос с пристрастием, выясняя, что произошло с Джереми и что сделал Кэм, когда узнал об этом, Джейс говорил со мной о Рождестве, о моих танцах, о любимых предметах в школе и прочей ерунде, не имеющей никакого отношения к той трагедии, которая едва не разорвала в клочья нашу семью. И до сих пор он ни разу не спрашивал меня о Джереми, никогда не поднимал больную тему, связанную с Кэмом. Всего этого как будто не существовало между нами.
Когда мои пальцы превратились в ледышки, Джейс обнял меня за плечи и увел обратно в дом, в тепло, и, наверное, в тот миг я и влюбилась в него.
Так что для него этот простой жест, скорее всего, ничего не значил.
Чего нельзя было сказать обо мне и моих внутренностях, которые уже сплетали замысловатые узелки. Как назло, под его рукой застрял кончик моего «хвоста», голову оттягивало назад, отчего по коже бежала огненная дрожь. У меня остановилось дыхание, когда я подняла глаза и нечаянно перехватила его взгляд. Мы остановились перед сине-золотыми дверями кафе.
Радужка его глаз глубокого серого цвета с серебристым отливом выделялась особенно ярко на фоне угольно-черных зрачков. Я ничего не могла прочесть в его взгляде, но чувствовала исходящее от него напряжение, настолько сильное, что меня просто затягивало в него. Мои губы приоткрылись.
Он опустил ресницы. Губы шевельнулись, но открылись двери, и порыв холодного воздуха унес с собой все, что он хотел сказать. Странная, загадочная полуулыбка появилась на его чувственных губах, и он отвел взгляд.
Когда мы вошли в кафе, рука Джейса соскользнула с моих плеч, и только тогда он отдал мне мою сумку. Я перехватила ремень, наши пальцы соприкоснулись, и лицо опалило жаром.
Он наклонил голову так низко, что едва не касался губами моей щеки.
– Я кое-что в тебе заметил.
Мы стояли слишком близко друг к другу, и у меня сильно забилось сердце – сразу по двум причинам. Я быстро нашла глазами столик, за которым обычно сидел мой брат. К счастью, мы сейчас стояли в другом конце обеденного зала, мне была видна лишь рыжая макушка Эвери. Они сидели спиной к нам.
– Что? – спросила я, чуть дыша.
Джейс не торопился с ответом, и то, что такой личный момент случился в столь людном месте, выбивало меня из колеи.
– Ты сейчас краснеешь еще больше.
Мои щеки стали пунцовыми.
Ухмылка снова расползлась по его губам.
– И тем интереснее мне знать, о чем ты сейчас думаешь.
Я бы тысячу раз умерла, прежде чем поделилась с ним такими мыслями.