Но трюк сработал.

Приземистая тачка, поразительно похожая на феррари, пронеслась по переулку в пятидесяти метрах позади нас. Как и предполагал Сергей, преследователи бросились в погоню на шоссе. Стало быть, у нас есть несколько свободных минут, пока они не поймут, что к чему.

Я обернулся. Томка глядела на нас во все глаза – то на меня, то на парня. В темноте трудно было разобрать, испугана она или, наоборот, возбуждена.

Я повернулся к Сергею.

– Подробности расскажешь позже, а пока давай придумывай, где мы можем бросить кости. Сергей кивнул.

– Есть одно место.

– Хорошо.

Неожиданно зазвонил мой телефон. Я мог бы не смотреть на дисплей, потому что каким-то шестым чувством определил, кто именно звонит. Так всегда бывает.

– Антон Васильевич, это Круглова Ольга, я была у вас сегодня…

– Да, конечно. – Я приложил палец к губам, призывая молчать обоих пассажиров.

– Я понимаю, что рабочий день закончился, – говорила Ольга, – но все-таки хотела бы спросить, может, уже есть какая-то информация?

Голос ее звучал довольно спокойно, будто она спрашивала, не завезли ли новые кофточки.

Я ответил не сразу, взглянул на Сергея. Парень сверлил меня внимательным взглядом. Он ни к чему меня не призывал, всего лишь с напряженным интересом ждал ответа.

– Нет, – сказал я в трубку, – пока никаких новостей. Но уже сейчас могу точно сказать, что Сергей в порядке.

Озадаченная пауза в трубке.

– А сейчас простите меня, я немного занят. Свяжемся позже. Можете спокойно ложиться спать. Всего доброго!

Я выключил телефон.

– Ну, юный падаван, теперь, как говорит моя дочь, вытаскивай из машины свою пушистую задницу и иди на разведку.

– Да, вытаскивай, – поддакнула Томка.

Современный человек уязвим. Он настолько прочно сроднился с благами цивилизации, что без них чувствует себя незащищенным и потерянным. Как младенец, ей-богу.

Отними мобильный телефон – потеряется в большом городе, не сумеет найти таксофон, а если и найдет, то все равно вспомнит наизусть от силы два-три номера, потому что в мобильнике давно привык набирать нужные контакты лишь по именам. Весь день уйдет коту под хвост, если забудет современный человек дома мобильный телефон. Как мы жили раньше без него, без интернета, писали бумажные письма и неделями ждали ответов, назначали свидания и теряли друг друга, не имея возможности быстренько созвониться? Страшно вспомнить.

А коммунальные блага? Когда в доме отключают электричество, жизнь замирает: связи нет, потому что большинство перешли на цифровые радиотелефоны, питающиеся от розетки, телевизора нет, компьютера опять же нет, в туалете во тьме кромешной то и дело поливаешь мимо унитаза; хорошо, если плита газовая – можно сварить суп или, на худой конец, вскипятить чайник, а если плита тоже зависит от проводов – сидишь дурак дураком целый день и ищешь, к какой бы лампочке привязать веревку, чтобы вздернуться от тоски. А представьте, что при этом еще и отключили воду! Маленький конец света в отдельно взятом кондоминиуме гарантирован.

Словом, выброси современного человека на дикую природу – сдохнет.

Вот такие мысли ерзали у меня в голове, когда я сидел на обшарпанном диване в покосившейся избе на северо-западной окраине Кыштыма. Мне с трудом верилось, что всего в паре сотне метров отсюда существует какая-то цивилизация – вокзал, фонари, светофоры, магазины. Мы будто провалились во временную дыру.

Сергей привез нас в дом к своей знакомой. Точнее, в дом родственницы своей одноклассницы Нади, с которой шушукался на вечеринке, посвященной последнему звонку. Как раз о кыштымском приюте он с подругой тогда и договаривался, хотя Надя висела у него на плечах совсем по другой причине: она давно и исступленно любила Сережку Круглова, чуть ли не с третьего класса; писала записки и боялась отправить, рвала на мелкие кусочки, ругала себя последними словами за глупость и «инфантильность» (Надя всегда знала, что должна учиться, учиться и еще раз учиться, чтобы чего-то добиться в жизни, и мальчишки в этом деле только помеха). В общем, открыться перед ним она решилась только на этой вечеринке, едва ли не первой, которая свела их вместе в неформальной обстановке. Сергей выслушал ее, принял к сведению, сказал, что ему пока нечего ответить, но зато попросил об одной услуге – нельзя ли завалиться к ее двоюродной тетке в Кыштым на пару дней.

– А ты страшный человек, – сказал я. Сергей рассказывал эту историю по дороге, пока мы петляли с черепашьей скоростью по переулкам, трясясь на колдобинах, царапая о репей бока моей «хонды».

– Выбора не было, – флегматично заметил парень.

В общем, оказались мы посреди ночи в гостях у странной тетки, и, как уже упоминалось выше, в первые же минуты пребывания в ветхой избе я и задумался о том, как мы все-таки привыкли к цивилизации и насколько беспомощны без электричества, воды и туалетной бумаги с запахом яблока.

В доме тети Фимы электричество было, но его с лихвой могли заменить несколько свечей, потому что почти никаких активно используемых приборов я не заметил. Старый кинескопный телевизор, стоявший в углу на тумбочке, был прикрыт ажурной салфеткой и, судя по всему, в последний раз включался на круглосуточной трансляции «Лебединого озера». Под потолком на проводе висела грушевидная лампочка в патроне, из мебели в «гостиной» были только старое кресло, диван с накидкой в красно-коричневую полоску, небольшой квадратный обеденный стол со скатертью и полка с книгами над столом. Корешков книг я со своего места не видел, а подойти и ознакомиться с литературными предпочтениями хозяйки посчитал неуместным.

Дом явно заваливался на бок. Теннисный шарик, который Томка бросила поиграть тощей хозяйской кошке, сам по себе закатился под диван. Я мог только догадываться, что здесь творится зимой, когда все удобства – на улице, а печь в кухне (кухня же служила и столовой, и кладовой, и бог еще знает чем) была такой маленькой, что ее едва хватало на разогрев пищи в игрушечных кастрюльках.

Да, страшно далеки мы от народа, друзья мои, страшно далеки.

– Пап, – шепнула Томка, неожиданно притихшая из-за неудачи с теннисным шариком, – а кто здесь живет?

Хотел бы я на нее шикнуть, но лишь привлек бы внимание, а мне в эту минуту, наоборот, хотелось сделаться невидимым, как автомобиль Джеймса Бонда. Странная хозяйка дома пугала меня едва ли не больше, чем отсутствие цивилизации.

Серафиме Лопахиной на вид было лет шестьдесят с лишним. Седые, почти белые, волосы непослушными завитками ниспадали на плечи, морщинистую шею прикрывал ворот легкого домашнего свитера с каким-то чукотским узором на груди; плотный и не по возрасту упругий зад обтягивали потертые голубые джинсы. В свои шестьдесят тетка выглядела, пожалуй, неплохо, если бы не выражение лица: тетя Фима смотрела исподлобья, угрюмо и одновременно похотливо. Чем-то напомнила мне бессмертную гоголевскую ведьму-Панночку (из более позднего – странную тетку из бусловского «Бумера», которая очнулась от спячки, вылечила раненного бандита и снова впала в летаргический сон).