Бабушка, похоже, уже немного пришла в себя.

— Мне не нужен никакой доктор, — выдохнула она.

Коул придвинулся ближе к дивану.

— И все-таки он приедет. Пусть хотя бы послушает сердце и измерит давление.

— Пустая трата времени, — пробурчала бабушка и закрыла глаза.

Коул присел на край дивана, и Сидни немного отодвинулась.

— Не волнуйся! Все будет хорошо! Мы обязательно отыщем пропажу, — мягко, но уверенно произнес он, беря бабушку за руку.

Та открыла глаза и довольно долго молча смотрела на него.

— Я знаю! — В уголках ее глаз заблестели слезы.

— Пусть лежит и отдыхает, — проговорил доктор Дайерс, тихо прикрыв дверь в спальню бабушки. — У нее, очевидно, был эмоциональный шок.

— Да, мы ей сообщили неприятное известие, — подтвердил Коул, отворачиваясь от окна. — Возможно, нам стоило держать язык за зубами.

Его плечи были напряжены, и Сидни знала, что он винит во всем себя. Но это ее грех. Попытка спасти собственную карьеру за счет пожилой женщины была непростительна.

— Я дал ей легкое успокоительное, — объяснил доктор Дайерс. — С ней все в порядке. Она хочет видеть Сидни. Только не очень долго, пожалуйста.

Коул кивнул и направился в сторону спальни.

— Не вас, а Сидни Уэйнсбрук, — остановил его доктор.

— Что вы сказали?

— Ваша бабушка хочет видеть Сидни.

Сидни замерла от удивления, а Коул растерянно моргнул.

— Почему она хочет видеть Сидни, а не меня?

Доктор пожал плечами.

— Не могу знать. Может, ей просто хочется поговорить с женщиной?

— Я могу позвать Кэти, — не сдавался Коул.

— Она просила именно Сидни.

— Хорошо! Я зайду, — согласилась та.

Коул резко шагнул к ней.

— Да-да, обещаю. Никакого волнения. Все будет хорошо, — быстро произнесла Сидни, выставив руку вперед. — Я просто выслушаю ее.

— Нельзя ее расстраивать, — кивнул Коул. — Мы и так уже натворили дел.

— Я просто послушаю, что она мне скажет.

Губы Коула были плотно сжаты; было очевидно, что он мучается из-за сознания собственной вины.

— У нас не было выбора, — оправдывающимся тоном негромко проговорила Сидни, надеясь переубедить его.

— О, нет, был.

Спорить с ним бесполезно!

— Пойду, узнаю, чего она хочет, а потом поговорим, хорошо?

Прежде чем он успел сказать «нет», Сидни быстро пошла через гостиную к спальне и осторожно повернула ручку, чтобы не разбудить бабушку, если та спала.

Яркое полуденное солнце заливало лучами комнату. Женщина, лежавшая с открытыми глазами на кровати, казалась еще более старой и слабой, чем даже несколько минут назад.

— Сидни, — прошептала она, протягивая руку за носовым платком.

Девушка закрыла дверь и подошла к ней.

— Вам что-нибудь дать? Воду? Лекарство?

— Я сделала кое-что ужасное, — проговорила бабушка, комкая платок возле рта. Она взяла Сидни за руку и глубоко вздохнула. — У меня нет права просить тебя о таком одолжении.

— О чем?

— Я собираюсь тебе кое-что рассказать. И хотела бы попросить ничего не говорить моей семье.

— Конечно, я не сделаю этого. Пожилая женщина снова вздохнула и отвела взгляд от Сидни:

— Это я подделала брошь.

Сидни вздрогнула, как от удара.

— Что?! Когда? Но зачем вы это сделали? — воскликнула она и, помолчав немного, задала самый важный для себя вопрос: — А вы знаете, где находится настоящая?

— Нет, — печально покачала головой бабушка.

— Не понимаю! — Сидни старалась, чтобы ее голос не звучал осуждающе. — Зачем вам понадобилось подделывать брошь?

— Это было давно.

Сидни кивнула в надежде, что этот рассказ прояснит ситуацию.

— Мне исполнилось всего двадцать лет. — Голос бабушки зазвучал тише, а по выражению ее глаз было видно, что она мысленно перенеслась в те времена.

Сидни осторожно присела на край дивана, стараясь не перебивать пожилую женщину.

— У нас с Гарольдом была вторая годовщина со дня свадьбы, и я была беременна Нейлом. И тут появилась та женщина…

Сердце Сидни пропустило удар.

— У нее был ребенок. Сын. От Гарольда. — Голос бабушки сломался. — Ему было шесть месяцев…

— Мне очень жаль.» Бабушка покачала головой.

— Если бы тайна вылезла наружу, в округе пошли бы сплетни. Гарольд сделался бы изгоем, и мы не смогли бы продавать продукты с нашего ранчо.

— Вы говорили с мужем? — спросила Сидни. Ответственность за происшедшее полностью лежала на плечах Гарольда. Неверность нельзя оправдывать, вне зависимости оттого, что происходит между супругами.

Бабушка отрицательно покачала головой.

— Почему?

Губы бабушки дрогнули в улыбке.

— Я была молода и неопытна. И боялась пересудов. К тому же мне не хотелось расставаться с мужем. Он был для меня важнее этой драгоценности.

По спине Сидни пробежал холодок.

— И вы…

Бабушка смахнула слезу тыльной стороной руки.

— Да, я отдала ее.

О боже!

— Эта женщина потребовала брошь, и я отдала ее. Она сказала, что Руперт является старшим сыном, а соответственно — наследником. И пообещала навсегда оставить нас в покое.

— Она шантажировала вас?

Бабушка кивнула, ее голос задрожал.

— Чтобы сохранить брак, я сделала так, как она велела.

— И это помогло? — Сидни прикрыла глаза. Бабушка коротко усмехнулась.

— Это работало тридцать лет. Если не считать… Сидни уронила голову на грудь. Сказать было нечего. Брошь исчезла.

Перед ее глазами всплыл образ матери и ее серебряный медальон. Она не могла сказать точно, когда его похитили, но думала, что это случилось за день до пожара. Ей было пять лет, и вечером этого дня мама обняла и поцеловала ее в последний раз.

— Ты сможешь вернуть брошь? — спросила бабушка чуть слышно. — Потому что, если ты сможешь…

Сидни открыла глаза и кивнула.

— Да, — пообещала она, хотя понятия не имела, как это сделать. А потом где-то внутри нее родилась клятва, которую она сама себе дала. — Кому бы она ни принадлежала. Где бы она ни была. Но я обязательно отыщу ее.

В глазах бабушки затеплилась надежда, и щеки чуть порозовели.