— Ты рад?

— Да. Когда я позвонил тебе вчера вечером, хотел сказать, чтобы ты их не принимала, но ты уже приняла.

«Ну же, — думал он, — давай признавайся. Облегчи себе душу раскаянием».

— Почему? — дрогнувшим голосом спросила она. — Ты так настаивал… Что тебя заставило передумать?

— Не знаю. Просто я понял, что тоже хочу, чтобы мы быстрей поженились. — Он вынул изо рта сигарету и внимательно посмотрел на горящий кончик. — Кроме того, это ведь грех.

Когда он поднял глаза от сигареты, ее щеки пылали, а в глазах блестели слезы.

— Ты действительно так думаешь? — спросила она прерывающимся голосом. — Ты правда рад?

— Ну конечно. Зачем бы иначе я это говорил?

— Слава богу!

— В чем дело, Дорри?

— Пожалуйста… не сердись: я не стала принимать эти пилюли.

Он постарался изобразить удивление. И тут ее как прорвало:

— Ты сказал, что найдешь ночную работу, и я знала, что нам хватит на жизнь, что все образуется, и мне так хотелось, чтобы мы поженились. Я была уверена, что все будет хорошо. — Она помолчала. — Ты ведь не сердишься? — умоляющим голосом сказала она. — Ты меня понимаешь?

— Конечно, детка. Я не сержусь. Я же тебе сказал, что рад.

Она облегченно, хотя и неуверенно улыбнулась:

— Я чувствовала себя преступницей — я ведь солгала тебе. Думала, что никогда не посмею признаться… Мне просто не верится!

Он вынул из нагрудного кармана аккуратно сложенный платок и вытер ей глаза.

— А что ты сделала с капсулами, Дорри?

— Я их выкинула, — сказала она со смущенной улыбкой.

— Куда? — небрежным тоном спросил он, кладя платок в карман.

— Спустила в унитаз.

Это он и хотел от нее услышать. Теперь никто не станет спрашивать, почему она решила покончить с собой таким страшным способом, когда у нее были капсулы с ядом. Он бросил на пол сигарету и наступил на нее.

Дороти еще раз затянулась и сделала со своей сигаретой то же самое.

— Как здорово! — воскликнула она. — Теперь все замечательно.

Он обнял ее за плечи и нежно поцеловал в губы.

— Замечательно, — повторил он.

Он поглядел на два окурка. На ее окурке были следы помады. На его ничего не было. Он подобрал свой окурок, распорол его в длину ногтем большого пальца, пустил табак по ветру, а бумажку скатал в шарик и бросил за парапет.

— Так мы делали в армии, — сказал он.

Дороти посмотрела на часы:

— Уже без десяти час.

— Твои часы спешат, — сказал он. — У нас еще пятнадцать минут. — Он взял ее за руку, и они не спеша пошли поперек крыши.

— Ты поговорил с домохозяйкой?

— Что? Да, я обо всем договорился. — Они прошли мимо подъемника лифта. — В понедельник перевезем твои вещи из общежития.

— Вот девчонки обалдеют! — широко улыбаясь, сказала Дороти. — Как ты думаешь, она даст нам добавочную кладовку?

— По-моему, да.

— Кое-что из зимних вещей можно будет оставить на чердаке общежития. Так что я привезу не так уж много барахла.

Они дошли до южной стороны вентиляционной шахты. Он стал спиной к парапету, подтянулся и сел на верхнюю плиту, болтая ногами и постукивая каблуками по стенке парапета.

— Не надо там сидеть, — опасливо сказала Дороти.

— Почему? — спросил он, глядя на парапетную плиту из белого камня. — Смотри, какая она широкая. Когда ты садишься на скамейку такой ширины, ты ведь с нее не падаешь. — Он похлопал рукой рядом с собой: — Залезай сюда.

— Нет, — сказала она.

— Трусишка!

Она потрогала свою юбку.

— Испачкаю костюм…

Он вынул платок, развернул его и постелил на плиту рядом с собой.

— Точь-в-точь сэр Уолтер Рэли, — сказал он.

Дороти секунду помедлила, потом отдала ему сумочку. Повернувшись спиной к парапету, она ухватилась руками за плиту по обе стороны платка, подтянулась и села рядом с ним. Он помог ей.

— Вот и умница, — сказал он, обняв ее за плечи.

Она повернула голову и глянула вниз через плечо.

— Не смотри вниз, — предупредил он, — а то закружится голова.

Он положил сумочку на плиту справа от себя, и они минуту сидели молча. Она все еще держалась руками за плиту парапета. Из-за сарая над лестницей вышли два голубя и пошли вперед, настороженно на них поглядывая. Их коготки внятно цокали по асфальту.

— Как ты собираешься сообщить своей матери? По телефону или пошлешь письмо? — спросила Дороти.

— Не знаю.

— Я думаю, что напишу Эллен и отцу. Это очень трудно сказать по телефону.

Крышка над вентилятором скрипнула. Он снял руку с ее талии и накрыл ею ее руку, которой она все еще крепко держалась за каменную плиту. Упершись другой рукой о плиту, он спрыгнул с парапета. Не дав ей времени сделать то же самое, он круто развернулся и встал перед ней. Ее колени упирались ему в живот. Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Его взгляд опустился на ее живот.

— Мамуля, — сказал он, и Дороти тихонько засмеялась.

Он положил руки ей на колени, лаская пальцами ее ноги под краем юбки.

— Наверно, пора идти, милый?

— Сейчас пойдем, детка. У нас еще есть время.

Он вонзился взглядом ей в глаза, а его руки поползли вниз, зашли с другой стороны и обхватили ее икры. Краем глаза он видел, что ее руки в белых перчатках все еще крепко держатся за край парапета.

— Какая у тебя красивая блузка, — сказал он, глядя на пышное белое жабо у ее горла. — Новая?

— Новая? Да она у меня уже сто лет!

Он критически посмотрел на жабо:

— Бант немного сполз в сторону.

Одна ее рука оторвалась от парапета и потрогала жабо.

— Нет, — сказал он, — так стало еще хуже.

Другая ее рука тоже оторвалась от парапета.

Он опустил руки к ее икрам — так низко, как только мог достать, не наклонясь. Отставил назад правую ногу и уперся в пол, приготовившись к броску.

Она поправила жабо обеими руками.

— Ну, так луч…

С быстротой нападающей кобры он наклонился, ухватил ее за пятки, отступил на шаг и выпрямился, высоко подняв ее ноги. В какую-то секунду, когда его руки переместились с задников на подошвы ее туфель, их глаза встретились. У нее они были вытаращены в безумном ужасе. В следующую секунду он изо всех сил толкнул вперед ее застывшие от страха ноги.