— Давай поклянёмся, что запомним его слова, — предложил Гришка.

— Давай, — согласился братишка. — Мир?

— Навсегда, — торжественно прошептал Андрей.

Ребята пододвинулись к краям кроватей и, вытянувшись в струнку, коснулись рук друг друга. Потом, откатившись обратно, накрылись одеялами и вскоре, успокоившись, мирно засопели.

Вороновский, войдя в комнату и поймав обеспокоенный взгляд Маришки, сел на диван и, улыбаясь, произнёс:

— Уснули наши донжуаны, а я ощущаю себя почти Макаренко в молодые годы. Знаешь, я иногда им страшно завидую, у них впереди ещё столько интересного, их дорога только начинается.

— Не спеши ставить крест, твоя ещё тоже не закончена, и неизвестно, что впереди.

— Да что уже может быть впереди, только воспоминания о том, что было в прошлом, — отшутился он.

Если бы он только мог предположить, насколько права была Маришка и какой крюк сделает вскоре его собственная жизнь! Но если бы мы знали все тропинки своей жизни, то из них не сплелась бы ни одна стоящая дорога.

* * *

— Я хотела уладить всё по-хорошему, без лишнего шума, но она отказалась писать заявление наотрез.

Евгения Игоревна встала из-за стола проводить гостя до дверей кабинета. Она была небольшого роста, Вороновский был её выше почти на полторы головы, и оттого она казалась рядом с ним не просто маленькой, а почти кукольной. Во второй раз Вороновский подумал о том, какие необыкновенные у неё глаза. Карий цвет был настолько глубоким, что зрачки полностью сливались с радужной оболочкой, и окунувшись в омут этих замечательных глаз, можно было так и не добраться до их дна.

— Спасибо вам за всё, и в первую очередь, за поддержку, — с благодарностью произнёс Вороновский. — Я понимаю, насколько болезненным может оказаться для школы подобный инцидент, поэтому не хочу скандала, наверное, так же, как любой разумный человек на моём месте. Но оставлять всё как есть я тоже не намерен. У меня к вам встречное предложение.

Гончарова вопросительно посмотрела на Вороновского.

— Теперь я попрошу у вас неделю времени. Ровно через неделю, если у меня ничего не выйдет, мы перейдём к крайним мерам, но возможно, что этого и не потребуется.

— Хорошо. Обидно, конечно, что всё так складывается, но мне тоже потребуется никак не меньше недели, чтобы было вынесено коллективное постановление педсовета школы. Только после этого решится вопрос об увольнении. Единственное, что я вам могу пообещать, так это то, что уже ни при каких обстоятельствах увольнения Евдокимовой по собственному желанию не будет, — согласилась она. — Не навредить — главная заповедь не только врача, но и учителя. Если человек не любит детей, не жалеет их, он должен уйти.

Обе входные двери департамента образования хлопнули почти в унисон, и по параллельным лестницам зазвучали шаги.

По левой лестнице тонкие каблучки неспешно отстукивали звонкие короткие удары, разнося раскатистое эхо шажков по пустым гулким коридорам, добротные каменные ступени создавали дополнительный эффект акустики. Редкие посетители, спускавшиеся навстречу, старались крепче держаться за перила, потому что отполированные до блеска ступени были покатыми и очень скользкими. Здание было построено много лет назад, тогда, когда архитекторы ещё не экономили на высоте потолков, запихивая людей в низенькие убогие коробочки типовых квартир, поэтому лестничные пролёты были крутыми, высокими, с резкими выступами гранитных ступеней и лакированными длинными деревянными перилами, являющимися не символическими украшениями площадок, а необходимыми приспособлениями для подъёма на верхние этажи.

По правой лестнице раздавались лёгкие пружинящие широкие шаги. Человек шёл ритмично, не задерживаясь ни на одном пролёте, явно привычный к частому передвижению по этажам пешком. Мягкая прорезиненная подошва ботинок почти не издавала никаких звуков, крепко сцепляясь со скользкой поверхностью камня.

У заветного кабинета Вороновский оказался в тот момент, когда узкие каблучки Евдокимовой преодолевали последний лестничный марш четвёртого этажа. Повернув в коридор, Наталья Эдуардовна увидела, что она опоздала буквально на каких-то несколько секунд. Нужная ей дверь только что закрылась за мужчиной в зеленоватом костюме. Очень некстати, придётся теперь ждать. Надо же, как неудачно, весь коридор пуст, а он направился именно сюда. Приди она минутой раньше, и ждать пришлось бы ему, но ничего страшного, в конце-то концов, можно будет отдышаться.

Силуэт вошедшего перед ней человека издалека показался Евдокимовой знакомым. Она задумалась, стараясь припомнить, кто бы это мог быть, но потом, пожав плечами, решила не заниматься ерундой. Какая разница, кто это был, может, просто почудилось.

Может, и к лучшему, по крайней мере есть время подумать о том, как представить ситуацию в более выгодном для себя свете. Давненько она подумывала о том, что от завуча до директора один шажок. Может, это и есть её шанс? Пожалуй, она сама так и не дошла бы до своей покровительницы, всё дела, дела, какие-то заботы, времени совсем нет. Но раз так всё сложилось и она здесь, нужно быть полной дурой, чтобы не воспользоваться случаем. Почему бы, собственно, и нет? Произвол директора, самоуправство, нарушение прав личности — да сколько угодно поводов для увольнения. Правда, Гончарова моложе её, ну так что ж, она ж не замуж собралась, десять лет туда, десять — обратно, не велика разница.

Устав от раздумий и бесполезного подпирания стен, Евдокимова сделала глубокий вдох, окончательно восстанавливая дыхание. Покопавшись в сумочке, она нашла пудреницу; повернувшись к свету окна, щёлкнула крышкой округлой коробочки. Вытянув шею, поднесла зеркало ближе к лицу и, слегка поворачивая голову из стороны в сторону, оглядела свой внешний вид.

Волосы, много лет подряд подвергавшиеся нещадной химической завивке, были выкрашены в нейтральный тёмный цвет и уложены с аккуратностью, волосинка к волосинке. К великому сожалению, такая строгость в причёске была вынужденной. То ли годы давали знать своё, то ли от частых химий, но волосы заметно поредели, и без утомительной ежедневной процедуры укладки напоминали коротко остриженный искусственный мех, свалявшийся от долгого лежания в тёмном уголке старого гардероба. Зато после укладки они принимали форму округлой ровной шапочки, не доставляя хозяйке ни малейших проблем своим непослушанием до самого вечера, так что, как говорится, в каждом минусе обязательно есть свои плюсы, нужно только уметь воспользоваться ими. А пользоваться ими Евдокимова умела в совершенстве. Небольшие морщины были выровнены толстым слоем тонального крема; брови выщипаны в тонкую изогнутую дугу, дорисованную карандашом до нужной длины, а накрашенные в несколько слоёв ресницы делали её значительно моложе, позволяя скинуть по крайней мере лет пять-шесть. На самом деле, её можно было бы назвать даже симпатичной, если бы не яркий контраст вечно улыбающихся губ, подведённых агрессивно-алой помадой, и холодного, жестокого в своей неподвижности выражения глаз.

Одобрительно кивнув, она слегка улыбнулась своему отражению в зеркале. Вытащив ярко-алую губную помаду, она растянула губы и подправила потерянный цвет. Потом, тщательно потерев одну губу о другую, издала еле слышный щелчок, внешне похожий на поцелуй, окончательно выравнивая поверхность. Сложив губы трубочкой, проверила, не осталось ли неокрашенного сектора, и только после этого закрутила помаду и бросила её в сумочку.