Но спортивный вид Пантелея вовсе не обрадовал Пёрышкину, напротив, он её огорчил и, более того, возмутил!

Пёрышкина негодующе сморщила свой курносый носик, поправила очки и решительно отвернулась от окна.

А ничего не подозревающий Пантелей тем временем горячился всё сильнее. Он вёл игру сразу за всех – был одновременно и нападающим, и защитником, и вратарём. Сам себе пасовал, сам наносил удар и сам же принимал мяч.

Тебя интересует, откуда взялся мяч?

Это я просто так выразился. Конечно, это был всё тот же несчастный портфель.

Как раз в тот момент, когда возмущённая до глубины души Пёрышкина отвернулась, Пантелей бил пенальти. Он взял огромный разбег, для чего даже не поленился зайти за угол школы и, разогнавшись, изо всех сил влепил по мячу.

Мяч-портфель со свистом пронёсся по пришкольному участку и врезался в растущую неподалёку от Пугала яблоню.

С яблони от удара посыпались на землю яблоки, причём одно из них, самое большое, упало прямо…

Ну, куда бы вы думали?

Да, да, не сомневайся, читатель, прямо на голову Пугалу. Причём яблоко это, а вернее, его мощное соприкосновение с головой подействовало на Пугало примерно так, как… Ну какой бы тебе привести пример?.. Ну, скажем, как на сэра Исаака Ньютона.

Помнишь, который в результате падения на голову яблока открыл закон тяготения?

Только Пугало никакого закона не открыло, а вместо этого заморгало глазами, зашевелилось, потянулось и огляделось по сторонам. Иначе говоря, оно ожило.

Здесь важно заметить, что при этом с Пугала слетела надетая набекрень шляпа и бубенчики, привязанные к ней, недовольно зазвенели.

Впрочем, Пантелей этот звон не услышал, потому что его полностью перекрыл раздавшийся почти синхронно звук очередного школьного звонка.

Пантелей испуганно повернулся к школе и в одном из окон немедленно разглядел с негодованием смотрящую на него Пёрышкину. Он понял, что пора немедленно сматывать удочки. Тем более что из школы уже доносился шум вылетавшей на перемену ребятни.

Пугало, между прочим, тоже повернулось на этот шум и даже… сделало шаг в сторону школы.

Но Пантелей опять же и этого не заметил. Он увидел, как Пёрышкина отпрянула от окна и огляделся вокруг в поисках места, куда бы он мог быстро спрятаться. Но ничего подходящего вокруг не обнаружил.

Пантелей снова беспокойно посмотрел в сторону школы. Окна на школьной лестнице выходили как раз на участок, и в них Пантелею было хорошо видно, как быстро спускается вниз жаждущая возмездия Пёрышкина.

Она мелькала то в одном окне, то в другом, всё ниже и ниже. Нет, определённо пора было сматываться!

Пантелей схватил портфель, быстро покидал в него валявшиеся на земле предметы, не обратив ни малейшего внимания на отсутствие учебника, и поднял голову, чтобы забрать пиджак.

Но – о, ужас! – пиджака не было!

Вернее, не было Пугала, на плечи которого он его набросил. Только пустой шест торчал из земли, да валялась рядом соломенная шляпа, бубенчики которой насмешливо позвякивали на ветру.

Впрочем, раздумывать надо всем этим времени совершенно не оставалось. Ведь вот-вот появится уж-ж-жасная вредина Пёрышкина, которая не отстанет от него уже ни за что и никогда.

И Пантелей мгновенно принял спасительное решение.

Пёрышкина, пылая негодованием, выбежала во двор. Она уже предвкушала момент, как будет отчитывать отъявленного лодыря и прогульщика Пантелея. Она надеялась, что ей всё же удастся пристыдить его и заставить измениться к лучшему, но…

Во дворе никого не оказалось.

Пёрышкина с недоумением оглядывалась вокруг. Ведь Пантелей только что был здесь, он просто не мог так быстро исчезнуть!

Но – увы! – его нигде не было видно. Пуст был и пришкольный участок.

Только, как всегда, одиноко торчало на своём месте Пугало, около которого валялся принадлежащий Пантелею, сильно потрёпанный в результате футбольной игры портфель.

Пёрышкина опять печально вздохнула и медленно пошла по участку, поглядывая кругом в поисках Пантелея. Одновременно она по привычке устраняла следы ущерба, нанесённого им окружающей среде.

Так, она умело выпрямила примятые Пантелеем цветы, сложила в аккуратную горку рассыпанные по земле яблоки. Потом вынула из кармашка бинт, который на всякий случай всегда носила с собой, и заботливо забинтовала надломленную яблоневую ветку.

После чего Пёрышкина подобрала сиротливо лежащий портфель и, разочарованно пожав плечами, решила вернуться в школу.

На Пугало Люда Пёрышкина даже и не взглянула. Оно её совсем не интересовало.

И между прочим, совершенно зря! Потому что если бы она повнимательней присмотрелась, то непременно бы заметила, что глаза у Пугала испуганно моргали!

И как ты думаешь, почему?

Думай, думай, всё не так просто, как тебе кажется.

А пока ты думаешь, произошло следующее.

Вдруг глаза у Пугала перестали моргать и округлились от удивления, почти так же, как раньше у Пёрышкиной, на уроке литературы, помнишь? Пугало явно увидело что-то невероятное!

В свою очередь это что-то заметила и сама Пёрышкина. Она остановилась и даже побледнела от негодования.

В окне второго этажа было хорошо видно, как по лестнице поднимается…

Кто по-твоему?

Ну, конечно, он, Пантелей! В том, что это был именно Пантелей, у Пёрышкиной не возникло никаких сомнений, хотя он и был повёрнут к ней спиной. Но она сразу же узнала его по меловому отпечатку ладони на пиджаке.

Пёрышкина возмущённо подпрыгнула и устремилась к школе.

Дверь школы за ней захлопнулась, и пришкольный участок снова остался пуст.

И почти сразу произошло чудо. Хочешь – верь, хочешь – нет! Пугало ожило!

Знаешь, как в игре «замри!» замеревший, как статуя, игрок после команды «отомри!» отмирает? Вот примерно то же самое произошло с Пугалом.

Оно «отмерло», сдвинуло шляпу на затылок и задумчиво почесало лоб.

Теперь, читатель, ты понял в чём дело?

Я уверен, что да. Тут уже тебе должно быть совершенно очевидно, что это вовсе никакое и не Пугало, а сам Пантелей. Как говорится, собственной персоной.

А Пёрышкина тем временем взбежала по лестнице, влетела в опустевший школьный коридор и застала там следующую удивительную картину.

У двери, которая, видимо, только-только захлопнулась, стоял Пантелей с отпечатком ладони на спине. Вся его фигура выражала исключительную заинтересованность тем, что происходило за закрытой дверью класса. Пантелей явно прислушивался к тому, какие звуки долетали оттуда. А звуки доносились очень даже мелодичные. Потому что это был кабинет пения.