– Нет, в нашем случае все по-иному. – Гольцова, наконец, полностью взяла себя в руки и стала строгой и деловитой. – По свидетельствам их сверстников, тоже беспризорников, которые числились в приятелях пропавших, примерно через полтора года они возвращаются. Но какие-то другие.

– Что значит "другие"? Дети, знаете ли, имеет склонность быстро взрослеть, расти. Год для ребенка, что для взрослого десять. Малыши меняются внешне и внутренне с умопомрачительной быстротой.

– Во-первых, "возвращенцы" (назовем их так) чище одеты, нежели другие беспризорники, хотя своих прежних привычек не оставили. Я имею в виду, что они все так же находятся в общей массе подобных себе, попрошайничают, подрабатывают на мытье стекол автомашин и продажей газет вразнос. Но вот ночуют они неизвестно где.

– Там же, где и все остальные, – скептически ухмыльнулся майор. – В списанных вагонах, на чердаках, в подвалах и так далее.

– Ничего подобного! – горячо возразила Гольцова. – Я опросила не менее сорока человек, и они в один голос твердят, что эти подростки проводят ночи в каких-то других местах. Там их даже кормят. Где именно находятся их ночлежки, не знает никто. Попытки прояснить этот вопрос наталкиваются на жесткий отпор. Между прочим, возвращенцы, как рассказывают, со старыми приятелями практически не общаются, держаться вместе, и дерутся вполне профессионально. А это весьма необычно. Создается впечатление, что их кто-то обучает.

– Марина Викторовна, только без фантазий! Уличные пацаны и впрямь могут драться.

Притом, беспощадно. А учит их сама жизнь. И американские боевики, в которых крови и насилия гораздо больше, чем здравого смысла. Я уже не говорю о человеколюбии.

– Возможно… Не знаю… – Гольцова упрямо поджала полные, резко очерченные губы. – Воспитатели спецприемника тоже в один голос твердят, что с этими детьми что-то происходит.

– Что именно?

– Несколько раз после милицейских рейдов возвращенцы попадали в спецприемник. Ну, вы знаете, это когда нашему большому начальству нужно показуху устроить…

Майор насторожился. В милицейской среде разговор о начальстве обычно был запретной темой. А тем более ругань в адрес высоких чинов. (Ну, разве что по пьянке, когда море по колени, и только в кругу родственников). Однажды, в молодости, он имел неосторожность пооткровенничать с коллегой, почти другом, по поводу не укладывающихся ни в какие рамки выходок шефа. И после этого числился в изгоях до тех пор, пока не перевелся в другой РОВД.

– Ближе к теме, пожалуйста, – сухо сказал Артем; кто знает, что у этой дамы на уме и за какие заслуги ей достались капитанские погоны.

– Так вот, – продолжила Гольцова, – все воспитатели обратили внимание на резко изменившееся поведение этих детей. Они стали… как бы это сказать… нет, не взрослее, а замкнутей. Холодность в отношениях, не свойственная подросткам выдержанность и невозмутимость. Одна воспитательница призналась, что мысленно называет возвращенцев зомби. От них, сказала она, исходит какая-то опасность.

– Контингент, с которым сталкиваются в спецприемнике, действительно не медом намазан. Эти, с позволения сказать, цветы нашей жизни, способны на что угодно. Так что воспитательница данного спецучреждения, которая трудится в этой системе, похоже, недавно, никаких Америк не открыла. Работать с такими детьми и впрямь нелегко.

– Согласна. Но если другие подростки в основной своей массе не рвутся вновь на улицу, то возвращенцы убегают при первой возможности.

– Ладно, пусть их… – Майор начал раздражаться; по его мнению, доклад Гольцовой превратился в пустую болтовню. – Детская психология – не паханое поле. У вас все?

– Да.

– Прямо скажем, не густо. Одни домыслы. – Артем почувствовал, что чересчур резок с Гольцовой, но уже не мог остановиться. – А воз и ныне там. Я просил найти тех попрошаек, которые приходили к Завидонову в день его гибели. Всего лишь. Вдруг их и впрямь использовали для проникновения в его квартиру. Подобные варианты случались и прежде. Никто ведь не отрицает, что преступники используют малолеток в своих целях. В частности квартирные воры – "форточники". Все, вы свободны.

Гольцова стремительно встала. Артему показалось, что она вот-вот расплачется. Но девушка сдержала себя и спросила, глядя куда-то в сторону:

– Мне… продолжать?..

– Я даю вам еще три дня. Хочу напомнить – нам нужны конкретные факты, а не рассуждения на абстрактные темы. – Майору стало неловко за излишнюю строгость, и он смягчил тон. – Все-таки попытайтесь отыскать тех пацанов, что приходили к Завидонову.

Подключите райотделы. У них информации по городским попрошайкам воз и маленькая тележка. А я в свою очередь попрошу шефа посодействовать в этом вопросе. Что касается возвращенцев… – Он на мгновение задумался. – Возможно, в этом и есть какое-то рациональное зерно. Ладно, попробуйте дожать ситуацию до конца. Это значит, что для начала вы должны лично побеседовать с кем-нибудь из таких подростков. А после, если ваши – должен заметить, пока неясные – подозрения будут иметь более твердую почву, попробуем подключить службу наружного наблюдения. Чем черт не шутит…

Гольцова без особого воодушевления кивнула и вышла с высоко поднятой головой.

Обиделась, подумал капитан. Крепко обиделась. Теперь в ее восприятии я превратился из душки майора в тупоголового болвана, зашоренного на дурацкой версии. Поди, разыщи среди сотен обездоленных детей нужных. Легче найти бежавшего из колонии рецидивиста, нежели беспризорных пацанов, мигрирующих по городу постоянно и хаотически.

А в общем, решил Артем, дамочка очень работоспособна. И настойчива. Что весьма ценно в их профессии. Ладно, поживем – увидим, заключил он. Притирка в любом коллективе дело непростое. Особенно в таком специфическом как уголовный розыск. Чтобы без малейших колебаний и сомнений доверить коллеге защищать свою спину, нужно с ним не в одной передряге побывать. Иногда в ответственные моменты ломаются такие зубры, что диву даешься. Эх, повернуть бы время вспять! И вместо этой фифочки потолковать о делах служебных с Мишкой. На Завидонова можно было положиться как на каменную гору.

После доклада полковнику схожу к Маняше, решил майор. Давно пора. Как она там? На похоронах жену Завидонова едва не носили на руках; она почти никого не узнавала и выглядела полубезумной. Врачам "скорой" пришлось сделать ей несколько уколов, чтобы Маняша пришла до памяти. Артему хотелось навестить вдову, но он все не решался. Что сказать, какими словами ее утешить? Как посмотреть ей в глаза?

Но встретиться с Завидоновыми майору нужно было под любым предлогом. Когда случилось несчастье, он сделал две непростительные для профессионала ошибки: не опросил по горячим следам домочадцев Михаила и не дал указание обыскать квартиру своего друга самым тщательным образом.

Если по первому пункту шансы майора на доверительный разговор были мизерными, так как горе буквально свалило с ног и Маняшу и ее мать, то обыск он просто обязан был провести. Но Артем ограничился лишь выемкой личного архива Завидонова и изъял наградной пистолет – как и предписывает закон.