После этого мне было пора уезжать в непродолжительный отпуск. Я покинул здание с улыбкой на лице и надеждой на то, что вскоре после моего возвращения преступному правлению Джорджа придет конец.

* * *

По сложившейся традиции, в третью неделю июля мои родители приезжали на несколько дней из Йоркшира ко мне в гости. Каждый день мы начинали с посещения Риджентс-парка, где наблюдали за выступлением военного оркестра, исполнявшего популярные мелодии из мюзиклов и опер. В этом году у моих родителей не получилось приехать, так что мы с Венди сами отправились в Йоркшир.

Вскоре я снова оказался на пляже Солтберна, наслаждаясь солнцем на шезлонге, – именно здесь многие годы назад я впервые увидел труп. День выдался чудесный, морская гладь была почти неподвижной, над головой летали чайки, периодически пикируя, чтобы поймать брошенные отдыхающими в небо чипсы, как вдруг я услышал радиоприемник, который кто-то нес мимо меня. Трансляция была прервана экстренными новостями, и я услышал слова «бомба ИРА», «жертвы» и «Лондон». Поднявшись с шезлонга, я подбежал к парню с приемником в руках и попросил его дать послушать. Террористы из ИРА взорвали сцену в Ринджентс-парке в тот самый день, когда мы должны были там находиться.

Это была вторая из двух бомб. Первая, содержавшая одиннадцать килограммов гремучего студня[20] и четырнадцать килограммов гвоздей, взорвалась в багажнике синей Morris Marina, припаркованной на южной дороге для экипажей в Гайд-парке, в тот самый момент, когда происходила ежедневная смена караула королевской сменной гвардии, официальной охраны королевы Елизаветы II. Семнадцать гвардейцев погибли.

Вторая бомба взорвалась под сценой в Риджентс-парке, в то время как тридцать военных музыкантов исполняли на ней музыку из мюзикла «Оливер!» перед ста двадцатью зрителями. Трое солдат погибли на месте, четвертый, их знаменосец, скончался от полученных ран три дня спустя. Другие солдаты из оркестра получили тяжелые ранения. Также пострадали несколько гражданских.

Быстро накинув на себя одежду, я помчался на центральную улицу в поисках телефона.

Мы всегда должны быть начеку, потому что в таком городе, как Лондон, подобные происшествия неизбежны. В связи с этим мы каждую неделю проверяли хранилище на случай серьезных происшествий (там мы держали десятки мешков для трупов, носилки и другое оборудование на случай катастрофы), и я регулярно инструктировал персонал по поводу плана действий в экстренной ситуации. После значительных происшествий вроде этих террористических атак в течение считаных минут должны быть приведены в исполнение десятки указаний. Коронерский суд назначается командным центром по погибшим, выделяются помещения для офицеров полиции по связи и взаимодействию, обеспечивается все необходимое для опроса родных. На примыкающем к моргу кладбище церкви святого Георгия размещаются шатры с оборудованием, персоналом и лабораторной аппаратурой.

На мой звонок ответил профессор Джонсон; полиция безуспешно пыталась со мной связаться – весь день я провел на пляже с Венди, нашим сыном и моими родителями. Я оказался в затруднительном положении. Хоть наш экстренный план и не нужно было приводить в тот момент в действие, так как в лондонских моргах в тот день хватало свободных мест (обычно они были постоянно переполнены, но в тот раз нам повезло), четыре тела отвезли в Саутуарк, где они ожидали вскрытия.

– Криминалисты уже на месте, – сообщил мне профессор Джонсон.

– Я от вас в трехстах милях, – сказал я. – Соберусь прямо сейчас, но смогу добраться не раньше чем через шесть часов. Вам придется начинать без меня, и я проверю все, как только приеду.

Я схватил свои вещи, извинился перед Венди и родителями и сел на первый поезд до Лондона. Когда я приехал вечером, вскрытия уже были проведены.

Большинству убитых мужчин не было и тридцати; двум было всего девятнадцать, и у одного из них, ефрейтора Джеффри Янг, осталась маленькая дочка. Двое других менее месяца назад женились.

Профессор Джонсон был измотан как физически, так и эмоционально.

– Приходил капрал, чтобы опознать тела, – сообщил он, пока я начал проверять бумаги. – Он строевым шагом зашел в морг, отдал честь каждой жертве, а потом так же ушел.

Обвинения по делу в Риджентс-парк так никому и не были предъявлены, а Гилберта МакНэми, осужденного за изготовление взорванной в Гайд-парке бомбы, выпустили на свободу после отбытия двенадцати лет из двадцатипятилетнего срока по условиям Белфастского соглашения. Впоследствии его приговор был аннулирован после того, как использованные в ходе суда и следствия доказательства на основании отпечатков пальцев были поставлены под сомнение. Судебный процесс против второго обвиняемого провалился в 2014 году, однако дочка ефрейтора Джеффри Янг не оставляет попыток подать против него гражданский иск.

Семь коней были убиты, и фотографии их трупов посреди обломков стали одним из символов Смуты[21]. Один из коней по кличке Сефтон стал национальной иконой и олицетворением надежды после того, как поправился после тридцати четырех полученных травм и восьмичасовой операции. Он даже вернулся на два года к военной службе и прожил до 1993 года. Всадника Майкла Педерсена, ездившего на нем и также получившего травму, чествовали как национального героя, однако на своем примере он продемонстрировал длительные и порой губительные последствия подобных терактов: в 2012 году лишил жизни себя и двух своих детей.

* * *

Вскоре после того как этот страшный день подошел к концу, позвонил суперинтендант Болл: «Придумай отговорку, чтобы уйти с работы, и встреться со мной в Скотланд-Ярде».

Когда я пришел, Болл с энтузиазмом выложил свой план:

– Мне бы хотелось, чтобы ты пригласил Джорджа выпить. Дай ему понять, что ты поменял свое мнение насчет него, что хотел бы зарыть топор войны. Мы установим на тебе микрофон – возможно, он начнет хвалиться своими преступлениями, а то и снова попытается тебя подкупить.

Если мне и хотелось зарыть топор войны, то только Джорджу в череп. Тем не менее, отбросив всплывший в голове образ лежащего на столе для вскрытия Джорджа с топором в голове, я охотно согласился. Я готов был на все, лишь бы избавиться от Джорджа, хотя план суперинтенданта и заставил меня понервничать. Я выразил беспокойство, что не обучен подобным вещам.

– Тут ничего сложного нет, – с уверенностью заявил он. – Просто будь самим собой. К тому же тебе не будет угрожать никакая опасность. Вокруг будут наши люди.

Разумеется, все оказалось далеко не так просто.

Необходимость держать расследование в тайне, при этом пытаясь управлять моргом и играть ключевую роль в полицейской операции, превратила в хаос мою личную и профессиональную жизнь. Я возвращался домой и уходил в предрассветные часы (как правило, толком не поспав из-за маленького сына) либо по вызову, либо чтобы проверить записи или поискать улики. Я был измотан, но в то же время решительно настроен разоблачить коррупцию. Словно дел у меня и без того не было достаточно, морг отчаянно нуждался в ремонте. Деревянные шкафы для хранения гнили, металлические раковины ржавели, а вокруг нас буквально грудами скапливались тела. В дверцах холодильника был обнаружен асбест, из-за чего мы были вынуждены в срочном порядке его отключить, пока дверцы не снимут и не заменят. Обстановка накалялась, и ссоры посреди всего этого бардака стали неизбежны.