Рассудок тонул в новых ощущениях. Удушливый букет запахов, частично распознанный, эмоционально окрашенный, полоснул острым чувством опасности. Они меня боятся!

Хондийский нерв будто взбесился.

Хомо… Два хомо приближались к нему с разных сторон! Они истекали страхом и ненавистью!

Открыть глаза!

Тусклый свет. Участливое, заботливое выражение лиц. Немного оторопи, опаски. Это и понятно…

Нет! – чуждое мироощущение пробуждало совершенно иные эмоции.

Защищайся! Убей! Парализуй! Вырвись!

Хрустнули суставы. Егор, не контролируя себя, вывернул запястья, но даже не почувствовал боли, хондийские железы, сформированные на ладонях, вдруг запульсировали: два плевка токсичного вещества ударили точно по глазам людей.

– Силен, однако! – Метелин взял тампон, аккуратно стер пятнышко токсина с мягкой, прозрачной защитной маски. – Он себе запястья вывихнул! Саша, почему метаболический корректор не сгладил шоковую реакцию?!

– Программное обеспечение работает нормально, – ответил Шульгин. – Нерв сейчас успокоится!

– Егор, ты меня слышишь? – Метелин склонился над ним.

«Если б не сковывающие движения ремни…» – мучительно подумал Бестужев.

– Смотри на меня! Узнаешь?! Дави чужое мироощущение! Бери его под контроль! Егор, вспомни, ради чего ты пошел на риск имплантации!

Запах.

Тело билось в конвульсиях.

Все человеческое гасло.

Запах.

Тонкий, знакомый, едва уловимый…

Как он проник сюда? Бестужев закрыл глаза. Едва различимая паутинка струилась в воздухе.

Еще один хомо… Далеко. Во тьме. В холоде.

Их слишком много. Ты не справишься. Убьешь лишь нескольких.

Дрожащие, искаженные черты. Сознание потянулось за ниточкой ускользающего запаха, конвульсии прекратились, хондийский нерв внезапно притих, на свободу вырвались мысли, принадлежащие Егору Бестужеву.

Холод. Серый лед, впитавший осадки вулканического пепла. Купол защитного поля. Отроги скал, торчащие, будто клыки, на входе в ледовое ущелье.

Родька и Пашка ушли вперед, а он сбавил шаг, оглянулся.

Одинокая, хрупкая фигурка замерла на краю обрыва. Он не различал черт лица, слишком велико расстояние, но знал, кто провожает их теплым, тревожным взглядом.

Настя.

Она из младших. Ей тогда было всего семнадцать. Они редко встречались, почти никогда не разговаривали, но Настя всегда знала, когда трое ребят уйдут во льды, выполнять очередное смертельно опасное поручение эшранга.

Она приходила на край плато и провожала их, но Егору казалось, что теплый взгляд предназначен только ему.

Паутинка запаха почти исчезла, но образ исхудавшей, повзрослевшей девушки на секунду окреп.

– Настя… – едва слышный шепот сорвался с потрескавшихся губ.

– Он успокоился! – удивился Шульгин. – Практически подавил обратную связь с нервом!

– Отлично. Такого быстрого результата я не ожидал! Силен, однако! – повторил Метелин. – Свяжись с Родионом Бутовым. Узнай, есть ли среди пандорианцев девушка по имени Настя?

– Зачем?

– Он только что выдохнул ее имя. Едва слышно.

– Бредит, наверное. Такое эмоциональное напряжение…

– Делай, что сказано! – Метелин повысил голос. – Бредит или нет – разберемся. Нам нужно быстро поставить Егора на ноги, он должен обуздать хондийский нерв! Тут любые стимулы хороши!

Сознание искажалось, выкидывало жуткие ассоциации.

Нерв снова звенел от напряжения. Задавленные, нерастраченные чувства полыхнули, чуждые рефлексы гипертрофировали их, усилили до степени помешательства, абсурда.

Образ исказился. Черты Насти таяли, вместо губ проступила жвала, глаза выпучились, приняли миндалевидную форму, узкий, вытянутый, ребристый лоб, покрытый бурыми крапинками, источал острый повелевающий запах, кожа ее щек отвердела, превратилась в хитин, наискось перечеркнутый влажными пульсирующими дыхательными прорезями.

Тонко, тревожно, настойчиво заверещали несколько сигналов.

– Постой! Сработал газоанализатор!

– Нерв снова активен!

– Записывай! У нас получилось! Смотри, его железы выделяют летучие соединения. Вот! Вот пошла расшифровка их формул!

– У меня повышенная активность искусственной нейросети! Буфер между хондийским нервом и мозгом Бестужева перегружен!

– Снимай показания! Нужна запись всех импульсов!

– Есть идентификация по базе данных! Маркер размножения! Маркер защиты! Маркер безусловного приоритета в питании! Откуда они взялись?!

– Хондийский нерв! Он воспринимает образ из сознания Бестужева!

– Ну и что? Почему железы заработали?

– Саша, да он действительно бредит! Маркирует мифический образ! Присваивает ему феромоны, модификаторы поведения!

– Не понимаю!

– Он видит несуществующий образ, что тут непонятного?! Маркирует его запахом, чтобы придать достоверность!

– Бестужев сам будет выполнять эти команды?

– Наверное, попытается!

– Надо прервать процесс! Дать успокоительное!

– Нет! Записывай показания! Образ очень сильный! Хемосигналы мощные, безусловные! Если Егор не справится сам – останется рабом запахов, понимаешь? Потеряется в собственном бреду! Продолжит выделять феромоны и сам же будет считывать их, исполнять приказы!

Бестужев рванулся. Ремни едва выдержали.

Глаза Егора выкатились из орбит. Напряженные мышцы дрожали. Оскал изуродовал лицо. Сквозь плотно сжатые зубы вырывались звуки, похожие на скрежет жвал насекомого.

Образ перед глазами требовал действовать. Убить хомо! Освободить ее!

Липкие капли выступили на узком хитиновом лбу. Хрустнули суставы. Чуждые инстинкты в клочья рвали человеческое сознание.

– Ты отправил запрос?

– Нет!

– Свяжись с Бутовым! Срочно! Если он вырвется нам несдобровать!

– Он раньше прикончит себя! Надо действовать медикаментозно!

– Заткнись!

Щелкнул переключатель.

– Родион, бегом в лабораторию! Да, проблемы! Он очнулся! Среди пандорианцев есть девушка по имени Настя? Да?! Хватай ее, и сюда! Оружие не забудь! Он совершенно озверел!

Егор уже ничего не воспринимал. Сознание погрузилось в сумерки, телом управляли рефлексы. Железы истекали токсином.

– Блокировать лабораторию! Автономная вентиляция!

– Вадим, ты садист! – Шульгин невольно попятился. – Он же переломает себе кости, разорвет связки!