— Саша, ты знакома с Максимом? Максим — дипломат, и мы с ним зимой одновременно летали в Москву. Он — обделывал там какие-то грязные дипломатические махинации, подозреваю, что шпионил, а я добросовестно наводила радиопост между Москвой и Тель-Авивом.

Мурка вернулась в Иерусалим уже пару дней назад, но хотя ее по-прежнему ждала пустая квартира, депрессия больше не посещала. Настроение сбилось, идея фикс под названием «Вадим» покинула ее — вдруг оказалось, что все знакомые звонят, куда-то приглашают, что жизнь вполне готова принять ее в общий поток, и тем хуже для Вадима, тратящего эту чудную весну на общество своей мамы.

— А как ты съездила в этот раз?

— Ну, как полагается в командировке — во мне тесными слоями утрамбовались обильные завтраки с котлетками, обеденные трапезы из пяти блюд и торжественные ужины, перемежающиеся коктейлями, чаепитиями и плотными перекусами. На обратном пути с меня не взяли за перевес только потому, что пассажиров взвешивать еще не догадались.

— Мурочка, ты прекрасна как всегда, — галантно возразил Максим, и Александра бросила на него изумленный взгляд: не то чтобы Мура плохо выглядела, но Александра не привыкла, чтобы в ее присутствии замечали других женщин.

— Это из-за того, что обратный рейс из Минска застрял по техническим причинам, и хотя «Эль-Аль» не доверяет местным умельцам, и во все полеты в бывший Союз таскает с собой своего механика, все равно не смогли чего-то там починить, и пришлось ждать, пока за нами не пришлют другой самолет из Израиля, — с удовольствием рассказывала свою эпопею Мурка. — И ждали бы и по сей день, не будь с нами Переса. Уже с ним заодно спасли и нас, бедолаг. Но пока появились спасатели, я на этом темном запертом аэродроме успела так оголодать, что сейчас весь процесс откормки придется начинать сначала.

— А как твой новый друг Шимон Перес?

— Он глубоко впечатлил меня своей важностью. Но на людей он внимания не обращает, только на идеи, в основном, свои. С ним не только подружиться нельзя, с ним даже невозможно общаться. Ему можно только служить, что я и делала — переводила его интервью для НТВ и белорусов. А как ваши дела?

— Во-первых, я снималась для каталога «Уисет», а во-вторых, твердо намереваюсь вести вечер Дня Независимости в Викиной программе. Но больше пока никакой работы не предвидится. Вот посоветуй — как жить дальше?

— Осваивай метод слепой печати на компьютере.

Александра призадумалась.

— Нет, боюсь, не сгожусь. Слепая печать — дело тонкое, сложное, и мама не советует. Мне бы что-нибудь попроще — может, я тоже поеду с вами в Москву, и стану там знаменитой ведущей передачи о сексе.

Максим засмеялся, и настроение у Сашки почему-то улучшилось, зато Артем насупился и некстати встрял в разговор:

— Здесь вообще нет приличной работы, а только начинаешь зарабатывать, тут же лишают всех пособий. Всё делают, чтобы отбить у человека охоту работать. Я вот собираюсь отчалить в Канаду…

Никто не знал, что сказать, но Максим вдруг взъерепенился.

— Вы извините, молодой человек, вы сюда приехали на все готовое, — с пафосом прогнусавил он. — А я ради этой страны, между прочим, рисковал жизнью!

Все уважительно замолчали, даже Мура, которой явно помнилось, что служил Максим в глубоком тылу и без малейшего вдохновения, если не считать практического соображения, что без законченной военной службы никакое продвижение в Израиле было невозможно.

Довольный произведенным эффектом Максим обернулся к Александре.

— Александра, идите ко мне на пару в шпионки, — предложил он, не считаясь больше с непатриотом Артемом. — Мы с вами запахнемся во френчи, наденем черные очки и будем незаметно ходить вслед за Путиным.

— Незаметно, это как раз для меня, — махнула рукой Александра. — Артем, а ты что молчишь? Ведь не найди я работу, именно на тебя падет тяжесть моей кормежки.

— Вот тут-то ты наконец-то и похудеешь до желаемого, — обиженно пробормотал Артем.

Тут у Сашки в очередной раз зазвонил мобильник, а тем временем официант принес питы, соленья, бурекасы, кисленький лебен, щедро политый оливковым маслом и посыпанный затаром, хумус, тхину и салатик из баклажанов с майонезом. Все встрепенулись, застучали вилками, потянулись через стол, стали рвать руками питы.

— Между прочим, Максим меня тогда, в нашей общей поездке в Москву, сильно подвел, — начала Мурка один из рассказов, которыми по традиции делятся с жертвами своего красноречия все путешественники. — Сразу по прилете, в аэропорту, этот галантный дипломат мне говорит: «Давай мне твой чемодан, у меня диппаспорт, меня пропустят без проверки, чего тебе мурыжиться в очереди в таможню». Я, дура, рассыпалась в благодарностях, доверчиво взваливаю свой саквояж, набитый, замечу, кружевным дамским бельем (что же еще повезет с собой сотрудник израильских средств массовой информации?), и иду рядом, бдю.

— Чего? — не понял Артем.

— Как чего? Свой баульчик, глаз с него не спускаю. — Пояснила Мурка. — Представляете себе, меня пропускают, даже не почтив вниманием, зато этого закоренелого наркодиллера доблестные российские пограничники вычислили моментально, и потребовали пройти проверку. Он стал махать своим бесполезным диппаспортом, я семеню рядышком, тянусь к чемоданчику, но мне тут же начальственно говорят: «А вы, гражданочка, проходите, проходите, не задерживайтесь!» и мои пожитки, естественно, остаются вместе с ним. Пришлось мне отправиться в гостиницу «Украину» без трусов, а уж как Максим объяснял российским таможенникам свою потребность в таком количестве женского белья, могу себе только представить!

— Все свалил на геополитические процессы в стране, — отшутился Максим, которому явно не нравился ход беседы.

Надо сказать, что в тот раз Мурка тоже не восприняла ситуацию с тем юмором, с каким преподносила теперь. В этой поездке она принимала участие в попытке Израиля предотвратить продажу противовоздушных ракет «Стрела» Сирии. Соблазненная дипломатической неприкосновенностью Максима, она переложила в злополучный багаж тот компромат, который касался этого дела и был тогда при ней. А после того, как спутника-бедолагу задержали, она ждала его в фойе гостинице, едва ли не сходя с ума от тревоги и за свой конверт и за невольно подставленного ею простака Максима. Когда он, наконец, появился, Мурка набросилась на свой чемодан коршуном. Максим со смехом уверял ее, что никто в ее трусах не копался. В номере Мурка убедилась, что все ее материалы по-прежнему лежали в чемодане, по всей видимости, нетронутые. Несмотря на то, что ничего подозрительного не обнаружилось, риск был слишком велик, и она отменила свои контакты и уничтожила все, находящееся в запечатанном конверте. Потом ей пришлось доложить Арнону, что багаж с его материалами побывал в чужих руках. Арнон сказал, что примет меры. Что он сделал, и мог ли исправить ситуацию, Мурка не знала. Только некоторое время спустя она, одновременно со всей общественностью, узнала, что Сирия-таки получила от России свои ракеты, и полеты Израиля над сирийской территорией усложнились. Смогла бы она предотвратить эту сделку, если бы задуманная тогда операция была ею осуществлена, или это поражение Моссада было от того случая совершенно независимым и неизбежным, она, конечно, знать не могла. И хоть винить Максима в несчастливом стечении обстоятельств было невозможно, а скорее вся оплошность была её виной, Мурке все же хотелось хоть пересказом досадить незадачливому дипломату за происшедшее.