— А что такое — геополитические? — с милой наивностью любимого ребенка спросила Александра.

— Это специально такое слово, вроде «абракадабры», которое не значит ничего, но объясняет все, — с удовольствием покровительственно объяснил Максим.

Артем ковырял вилкой в хумусе и хмуро помалкивал. Его страшно раздражала эта компания выпендривающихся снобов. Каждый раз когда он пытался вставить что-нибудь толковое про только что удачно купленную отличную тачку, или завести разговор о снижении цен на квартиры, наступала неловкая тишина, как будто он пукнул, а потом разговор продолжался дальше, как если бы никто его не слышал. Ничто их не интересовало, кроме них самих. К тому же, он начинал чуять назревающую измену Александры. Та все больше вскидывала трепетный взор на Максима и все заливистее смеялась шуткам носатого очкарика. Сам Артем ничего остроумного придумать не мог, но мрачнел и все ожесточенней пил пиво. А Максиму, наоборот, льстило внимание двух красивых девушек, и рассказы его становились все смешнее.

— А что такое «рикша»? — опять наткнулась на незнакомое понятие любознательная Александра.

— Ну знаешь, Сашка, ты даешь! — взвилась Мура.

— А что? Что такое? Не стыдно не знать, стыдно не хотеть узнать! Я раньше стеснялась своего невежества, и когда вокруг меня говорили умные люди, то делала вид, что все понимаю. А теперь решила «выйти из шкафа», и не прикидываться больше интеллектуалкой.

— Во-первых, ты не очень-то удачно прикидывалась и до сих пор, а во-вторых — почему ты решила «выйти из шкафа» именно в присутствии моего интеллигентного друга?

— Ну у меня же нет таких интеллигентных друзей, — кротко заметила Саша.

— Дорогая Саша, — напыщенно заявил Максим, прижав руку к сердцу, — с этого момента это упущение исправлено, я и ваш друг! К тому же — многия мудрости — многия печали! — Артему так противно стало его паясничанье, что он не выдержал, и поправил:

— Мудрости — они многие, а не многия!

— Кому и знать все про мудрость, как не вам, Артем! — с каким-то гадким подвохом тут же согласился Максим. Сашка смотрела на него, приоткрыв рот, и Артему мучительно неприятно было видеть это знакомое ему выражение, совершенно неприличное на людях, а Мура только фыркнула, и пихнула лысого локтем. Не соображает, дурища, что Сашка у нее на глазах мужика уводит.

Максиму Александра понравилась до чрезвычайности. Ее полная сдача позиций эрудита пробудила в нем джентльмена, и он стал защищать ее от Муркиных нападений. Вообще-то этот вечер он начал с несбыточных, но неотступных надежд затащить по старой памяти в постель Мурку, свободную по причине отсутствия Вадима, но теперь, познакомившись с Александрой, уже не был уверен в выборе, и потому, когда компания покинула кафе, настоял на том, чтобы все обязательно на следующей неделе встретились у него в Тель-Авиве.

Отвозя Мурку домой, он не огорчился, когда его не пригласили зайти, только расцеловал ей ручки и заверил Муру в своей вечной и бескорыстной дружбе.

— Милая Мура, если надо передать какую-нибудь контрабанду или планы репатриации десяти потерянных колен, очень прошу, не обращайся ни к кому другому, только к твоему покорному слуге, — юродствовал он.

Мурка чмокнула его в щечку и упорхнула в парадное. Ее не задело явное перебежничество Максима от нее к Сашке. Она давно поняла, что тщеславное стремление держать всех бывших поклонников в своей орбите обходится слишком дорого, и к тому же невыполнимо. Да и сам Максим прекрасно осознавал, что с ней он был обречен на неудачу, только самолюбие не позволяло ему в этом признаться. А Муркина любовная жизнь теперь и без него стала слишком сложной. Дома девушка скинула босоножки, и прошлепала мимо автоответчика. На нем призывно мигал сигнал оставленных сообщений. Ее саму удивило, когда она осознала, что первой ее мыслью было: «Хорошо бы, если бы сообщение было от… Сергея». Но раз так, то оно, конечно, было от Вадима.

Прямо из кафе Александра и Артем поехали к ней. Артем был мрачен и неразговорчив. И чем мрачнее он был, тем это больше давило на Сашу. Она не любила, чтобы ее наказывали плохим настроением, и ей хотелось примириться с ним. Поэтому когда он, выгрузив ее у входа в палисадничек, хотел уехать восвояси, Сашка, сама от себя этого не ожидая, вкрадчиво и ласково попросила его побыть с ней. Конечно, если бы он сам к ней привязывался, она бы непременно постаралась от него отделаться, но она не привыкла допускать, чтобы кто-нибудь самовольно выбывал из сферы ее притяжения.

Потом, когда они вошли в дом, он все еще хмурился, инстинктивно чувствуя, что это лучший способ выжать из этой непостоянной женщины любовь и нежность, а Сашка присела рядом и продолжала ласкаться.

— Ну что ты такой хмурый?

— Ну что же я, идиот, что ли? Что же я, не видел, что вы целый вечер меня за дурачка держали?

— Артем, ну ты что? Если ты дурак, то кто же тогда я? Я что — прикидывалась умницей?

— Ты! Ты весь вечер строила глазки этому мымрику! Чего ты в нем нашла? Урод лысый!

— Ну, — кокетливо урезонивала его Александра, ставя диск Леонарда Коэна, — на женщин очень действует ум некрасивых мужчин. Правда, — спохватилась она, — я уверена, что у него нет твоих достоинств! — И она потянулась в район неоспоримых достоинств Артема, власть которых над собой приходилось признать и ей.

Как всегда, мужчина оказался тщеславен и слаб. В смысле, душой, конечно, не телом. Это жизненное наблюдение Александра сделала еще давно: чем неоспоримее были мужские достоинства мужчины, тем покладистее он был как человек. А вот нервные, злые, ехидные, им-то как раз чего-то и недоставало. Оттого у них и бывали комплексы. А настоящие мужчины бывали глупыми, добрыми и покорными, как большие псы.

И вот теперь они лежали вместе — гибкая, хитрая кошечка и большой ласковый пес.

«…Even though she sleeps upon your satin;

Even though she wakes you with a kiss»… —

пел Леонардо.

— Давай поедем в Италию, — пробормотала счастливая Александра, которую потянуло на что-нибудь романтическое.

— В Италию? С чего вдруг? — приподнял голову Артем.

— Ну Артем, там так красиво. Только представь себе, мы с тобой в гондоле, в маленьких итальянских кафе, будем ходить по церквям, по музеям, по бутикам!

— Слушай, а у меня вот друг в Гамбурге. Вот я бы лучше туда, там нам бы и гостиницу не пришлось бы брать. Он меня, между прочим, давно зовет!

«Нет, — подумала Александра, — кошке с собакой не ужиться. Прогоню, конечно. Наберусь мужества и прогоню, но когда это будет удобно мне, а не ему!»

«…Suddenly the night has grown colder.

The god of love preparing to depart…»

Она потрепала его рукой и оба заснули, обнявшись. А низкий голос Леонардо тек, как река в лунном свете, кружил по спальне:

«And you who had the honor of her evening,