родителями, когда они вслед друг за другом заболели и умерли, и все это произошло за последние два года. Но больше всего она уважала Сильвию за то, что та не стала выходить замуж за человека, который не смог бы сделать ее счастливой, только ради того, чтобы родить долгожданного ребенка. Более того, когда Грейс объясняла своим клиентам – в частности, женщинам, – что отказ выйти замуж не за того парня вовсе не означал, что они останутся бездетными, в такие моменты она частенько вспоминала именно Сильвию. И еще ее удивительно талантливую дочку из Китая.

Как-то раз, когда родители привозили детей в школу, одна мамочка начала расхваливать потрясающий и совершенно очевидный ум Дейзи Стайнмец, но Сильвия лишь неопределенно пожала плечами. Грейс услышала тогда, как она заявила: «Но ко мне это не имеет никакого отношения. Это не мои гены. Дейзи почти до года вообще не слышала английскую речь, но стала бегло разговаривать уже через месяц-другой после того, как я привезла ее в Нью-Йорк, а в три года уже читала. Конечно, я радуюсь за нее, она такая умница. Думаю, это поможет ей в жизни. Я хорошая мать, но тут моей заслуги нет».

Такое заявление прозвучало как минимум неожиданно в мраморном фойе школы Рирден.

– Она очень странная, – сказала Сильвия.

– Салли?

– Нет. – Сильвия позволила себе хихикнуть. – Та женщина, Малага. Она подолгу сидит на лавочке в парке через дорогу от школы, понимаешь? После того, как приводит сына на уроки. Просто сидит там и все.

– С малышкой? – нахмурилась Грейс.

– Сейчас да. Раньше, когда была беременная, тоже сидела там. При этом она даже книжку не читает. Неужели ей нечем заняться в течение дня?

– Наверное, – ответила Грейс. Для нее, как, вероятно, и для всех остальных обитателей острова Манхэттен, не иметь дел, вернее, даже не так… не быть весь день занятой, как ненормальная, каждую минутку, было просто непостижимо. И для таких женщин, как они сами, обидно и даже оскорбительно. – Может, она сильно переживает за своего мальчика? Мигеля, если не ошибаюсь? – предположила Грейс.

– Да, его зовут Мигель.

– Ну, может, ей хотелось находиться рядом на тот случай, если ему понадобится ее помощь.

– Хм…

Пару кварталов они прошли молча.

– Это как-то очень уж нелепо, – наконец высказалась Сильвия. – Ну, то есть сидеть вот так, как она.

Грейс ничего не ответила. Не то чтобы она была не согласна с таким утверждением. Но ей не хотелось соглашаться всегда и во всем.

– Может, у них так принято, – наконец предположила она.

– Я тебя умоляю, – парировала женщина, у которой дочка-китаянка уже прекрасно разбиралась в тонкостях религий.

– А кто у нее муж? – поинтересовалась Грейс. Они уже подходили к школе, сливаясь с группой других мам и нянек.

– Ни разу его не видела, – призналась Сильвия. – Учти, я была шокирована не меньше тебя, когда Салли предложила выставить на аукцион парочку твоих сеансов по психотерапии.

Грейс рассмеялась.

– Ладно. Спасибо за поддержку.

– Я понимаю: чтобы воспитать наших детей, требуется достаточно сил, как говорится, целая деревня. Только почему в нашей деревне оказалось столько идиотов? Я ушам не поверила, когда услышала про укорачивание пальцев на ноге.

– Боюсь, ты права. Хотя у меня самой несколько лет назад была клиентка, которую муж бросил из-за того, что у нее, по его словам, были уродливые ступни.

– О боже! – Сильвия остановилась. Вслед за ней остановилась и Грейс. – Вот болван. Он что, был фетишистом?

Грейс пожала плечами.

– Возможно. Но это не столь существенно. Дело в том, что он очень ясно дал понять, что для него важно. И постоянно напоминал ей о том, какие уродливые у нее ступни. С самого первого дня. А когда они разошлись, ее ноги шли первым пунктом в списке причин, почему он не может больше с ней жить. Он, конечно, полный болван, но при этом болван честный и прямолинейный. И ведь она все равно вышла за него замуж, хотя было предельно ясно, что он проявляет к ней неуважение. Неужели она думала, что он изменится?

Сильвия вздохнула и, достав из заднего кармана телефон, судя по всему поставленный на виброзвонок, заметила:

– Говорят, люди меняются.

– Это ошибка, – авторитетно заявила Грейс.

Глава третья

Не мой город

Рирден не всегда был вотчиной владельцев спекулятивных инвестиционных фондов и прочих разного рода Властелинов Вселенной. Основанная в девятнадцатом веке для обучения сыновей и дочерей рабочих, эта школа сразу стала ассоциироваться с интеллектуалами-атеистами еврейского происхождения и их детишками-леваками. Ее также посещали отпрыски журналистов и художников, некогда попавших в черные списки актеров и фолк-певцов с высокой социальной ответственностью. Ровесники Грейс, учившиеся там, испытывали некую болезненную гордость оттого, что их школу уничижительно называли «богемной» (и не где-нибудь, а в «Путеводителе по частным школам»). Однако за следующие десятилетия Рирден, как почти все частные школы на острове Манхэттен (в дополнение к нескольким в Бруклине), значительно изменил свою «направленность» – не столько в политическом, сколько в финансовом отношении.

Сегодня типичный папаша учащегося Рирдена делал деньги из других денег, только и всего. Это был самоуверенный, настырный и чрезвычайно богатый человек, почти всегда отсутствовавший дома. А типичная мамаша являлась бывшим адвокатом или финансовым аналитиком, теперь поглощенная тем, что следила за содержанием многочисленных домов и занималась воспитанием многочисленных детей. Это была очень худая дама, почти всегда крашеная блондинка, обычно спешившая в фитнес-центр, а вся ее жизнь умещалась в дорогой дамской сумочке «Биркин» с белой прошивкой. В школе учились в основном белые (причем евреи уже не составляли большинство), хотя было и немало детей, происходивших из Азии и Индии. Об этих учащихся и гораздо меньших по численности выходцах из афроамериканских и латиноамериканских семей много говорилось в рекламных буклетах Рирдена, но о тех, кто действительно пользовался привилегиями при поступлении, умалчивалось. Это были отпрыски прежних выпускников Рирдена, мужчин и женщин, которые вовсе не относились к титанам современной промышленности или ее жонглирующим деньгами аналогам, а были простыми людьми, как и их предки, работавшими в сфере искусства, науки или, как Грейс, занимавшимися так называемым лечебным делом. Они ходили в эту школу до наплыва денег, когда это учебное заведение еще не поглотило чувство собственной исключительной важности.

Эра Грейс (1980-е годы) пришлась на закат простоты и непритязательности этой школы, на период до того, как все эти Властелины Вселенной наводнили независимые городские школы и выбросили за борт старую гвардию. В те дивные времена Грейс и ее одноклассники знали, что они не из бедных,