Кэрои глубоко вздохнул:

- Мы меняем план. Прямо сейчас.

- Как? - вскочил, не выдержав, Чико. - Это невозможно! Мы не успеем подготовиться, как следует.

- Невозможно, - эхом повторил Такаси.

- Я уже принял решение, - твердо сказал Кэрои, и в его голосе почувствовалась былая сталь. - Слушайте внимательно. На конвой нужно напасть неподалеку от тюрьмы Сатэ, на опушке леса.

- Это место совершенно неудобно для засады, - недовольно буркнул Фунори. - Почему не напасть, когда конвой будет проходить между двух холмов? Мы могли бы спрятаться за ними и расстрелять самураев из укрытия.

- Наши стрелы слишком слабы, чтобы пробить панцирь самурая, - возразил Кэрои. - Нет, здесь мы лишены всех преимуществ. Собственно говоря, перед самураями преимущество у нас может быть только одно - внезапность. Поэтому и засаду придется устроить в самом неожиданном месте. Тогда у нас будет шанс.

Предательство

- Пустите меня! - испуганно проговорила Есико, глядя на фокусника. Улыбка медленно сходила с ее лица. Она смотрела в его глаза, стараясь разглядеть в них то, что видела обычно: доброту и восхищение. Именно его глаза всегда притягивали ее, когда он приходил. Из-за них фокусник казался ей очень симпатичным и дорогим… Почти как брат. А может быть, и чем-то большим… Она чувствовала, что нравится ему, и тогда Есико начинала ощущать, как по телу проходит незнакомая горячая волна, а вместе с ней - то чувство, которое означало одно: она становилась женщиной.

Но сейчас его глаза были холодны, как пара безжизненных булыжников.

- Ты несешь письмо в деревню? Я тоже иду туда, так почему бы тебе не отдать его мне? Я сумею лучше сохранить его!

- Брат рассердится, если узнает…

Неожиданно фокусник расхохотался:

- Тадэн? Твой Тадэн никогда ничего не узнает! Он уже очень, очень далеко, глупая ты девчонка!

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.

- Вы, - прошептала она. - Значит, это вы! Вы тот предатель, о котором говорил брат!

Он по-прежнему хохотал, словно услышав хорошую шутку. Прекрасную шутку! Острый стальной клинок нашел цель безошибочно. Девушка даже не ощутила боли. Только тупой удар, внезапное головокружение и слабость в ногах. И еще - жгучую ненависть. Он предал не только общее дело. Он предал ее, те только еще зарождающиеся чувства, которые она испытывала… К кому?! У него же совершенно обезьянья ухмылка! Как у того отвратительного зверька у него на плече… или это он сам сидит на плече зверька? И глаза… Холодные. Бездонные… Безжизненные… Тадэн! Тадэн, прости меня! Кажется, я не смогла сохранить твое послание…

Фокусник оглянулся по сторонам и склонился над мертвой девушкой. Он впервые осмелился нарушить приказ: ему нужно было захватить девушку живой. Тогда она могла под пыткой рассказать, кто тот человек при дворе дайме Симадзу Иэхисы, который помогал заговорщикам. Но он не хотел… Нет, не хотел, чтобы ее пытали. Он не мог этого объяснить даже самому себе. Сколько раз по его доносам людей хватали, отправляли в тюрьму, подвергали страшным пыткам, четвертовали, варили заживо в кипящей смоле… Он никогда не испытывал чувства вины или сострадания.

Только вот Есико… Он осторожно прикрыл ее мертвые глаза. И вновь подумал: как она прекрасна! Он навсегда сохранил ее такой. Есико никогда не будет старухой. Ее красивое юное лицо никогда не покроют отвратительные шрамы и морщины. Он безумно хочет ее… Даже сейчас…

Тадэн обманул сестру. Он не писал никакого письма. Просто дал ей чистый лист. Девочка должна была спастись. Иначе она не ушла бы. Она еще слишком юна, чтобы…

Волна дикой боли захлестнула его сознание. Осима Кэсои не использовал ничего, кроме своих пальцев, твердых, как камень. Он нежно касался его нервных окончаний, заставляя их петь какой-то дьявольский мотив, и они звучали, словно волшебные струны.

- Кто должен прийти к тебе? - услышал Тадэн далекий голос. - Назови его. Тогда ты умрешь быстро. Ты даже не почувствуешь, я обещаю. Я избавлю тебя от боли… Ты ведь хочешь этого? Хочешь?.

Люди Осимы Кэсои были специально натренированы, помимо всего прочего, проникать в любое помещение, даже за высокие стены хорошо охраняемой крепости, что уж говорить о каком-то несчастном фургоне. Они оказались внутри так быстро, что толпа вокруг, и продавцы, и покупатели, и просто прохожие ничего не заподозрили. Тадэн, несмотря на большую физическую силу, не успел оказать ни малейшего сопротивления. Все было сделано с подлинным мастерством. Тот, кто должен прийти сюда, тоже ничего не заметит.

- Имя! - шептал Осима. - Назови имя!

Губы Тадэна чуть шевельнулись.

- Что? Повтори!

Осима нажал на болевую точку. Тело актера изогнулось дугой.

- Что?!

- Он… не… придет…

- Не придет? Почему?! Ты подал какой-то знак? Говори!!!

Этот человек смеялся!!! В ярости тюнин движением пальцев сломал ему ключицу и, используя ее как нож, перерезал сонную артерию.

- Он мертв, мой господин, - еле слышно произнес один из людей Осимы.

Кэсои повернул к нему перекошенное от бешенства лицо.

- Знак. Он должен был подать ему знак. Ищите! Осмотрите фургон снаружи. Быстрее, свиньи!

Самурай в форменном кимоно издали смотрел на театральный фургон. В его взгляде читалась боль, хотя он тщательно скрывал ее. Он знал, что его друзья мертвы, а сам он лишился связи с заговорщиками. Да прибудет с вами Амида Будда, беззвучно прошептал он молитву. Тадэн успел предупредить его о засаде: над фургоном на высоком шесте, словно яркое знамя, развевался бумажный дракон, окрашенный в три цвета. Черный, красный, зеленый…

Принц Итиро Иэхиса в традиционном кимоно цвета слоновой кости, отделанном золотой тесьмой, медленно, сантиметр за сантиметром, отводил назад правую кисть, натягивая тетиву почти двухметрового лука, сделанного из японского кедра. Из всех традиционных воинских искусств Итиро предпочитал стрельбу из самурайского лука - кьюдо.

Он израсходовал четыре стрелы, но лишь одна из них торчала из качающейся на тонких креплениях деревянной мишени. Пятая, длинная, прозванная за особый наконечник «хвостом дракона», свистнула в тишине сада и воткнулась в ствол дерева, не поразив цели. Принц опустил лук и вздохнул.

- Сегодня не лучший день, господин, - сказал стоявший поодаль Осима-сан. - Сильный боковой ветер мешает полету стрелы.

Принц хмыкнул:

- Не боишься, что я рассержусь? Ты был свидетелем четырех моих промахов. Ты не самурай, совершить сеппуку не имеешь права. Тебя распнут, как простого разбойника.

- Моя жизнь принадлежит вам, господин, - ответил тюнин, прикидывая про себя, сколько долей секунды потребуется ему, чтобы свернуть щенку шею.