— Да, мама? — прижимаю телефон к уху.

— Ты не была на обеде.

— Я была занята поручением Виктора, — накрываю лицо ладонью. — Ма, прекрати мне названивать по каждому поводу.

— Я же волнуюсь.

— Пока, мама.

Достаточно убедительно, чтобы мать поняла, что нарушает мои личные границы? Я так от нее устала. Она хорошая и я ее бесконечно люблю, но она не видит во мне взрослую девушку. И это утомляет. Ей одиноко, а дочь, единственный близкий человек, выросла. Она сама толкнула меня во взрослую жизнь, устроила на работу, а теперь испугалась, что я могу сепарироваться от нее. Да, вести беседы о том, что мне пора якобы взрослеть, легко, а столкнуться с угрозой потерять контроль — страшно.

— Твоя мама звонит, — с легкой усмешкой говорит Виктор, глядя в горящий экран смартфона.

Вдвоем они изведут меня. Одна из проявления любви, а второй из-за эгоизма и желания продавить.

— Я согласна, — едва слышно отвечаю я.

— На что именно?

Он видел меня голой, залез в трусы и поцеловал, поэтому уже смысла нет дергаться, как червю на крючке.

— Я буду вашей шлюхой, — я сглатываю кислую слюну.

— Грубо, Кира, — Виктор недовольно вздыхает, — любовницей. Я не считаю тебя шлюхой.

Он встает с кровати и касается пальцем экрана. Прикладывает к уху телефон и скрывается в ванной комнате:

— Я вас слушаю.

Шум воды заглушает разговор, и я не могу ничего разобрать, но подслушивать не стану. Я, может, и шлюха, но не любопытная. Опять просыпается желание сбежать, но сейчас попытка слинять будет выглядеть глупо. Я хочу быть серьезной и взрослой женщиной, а не растерянной девочкой, которую напугал развратник-босс. Что же, отказываюсь от наивных принципов, что секс бывает только по любви и только с тем, кто потом тебя, как настоящий джентльмен, возьмет замуж.

Я лишь недавно смирилась с тем, что близость может произойти до свадьбы, а теперь я отказываюсь от очередного идеала романтичной юности. Считается ли это за шаг по лестнице к взрослению и независимости? Думаю, что да. Кто мне вдолбил, что девушке надо хранить невинность и пугал ранней подростковой беременностью? Мама.

— Кира, — раздается требовательный голос Виктора.

Я поднимаюсь и заглядываю в ванную комнату. Красиво у него тут. Все такое беленькое, строгое и ванна огромная стоит на изящных ножках. Он сидит на бортике, а мощный напор вспенивает воду. Пахнет терпкими розами.

— Заходи.

Вхожу и дверь закрываю.

— Я хочу, чтобы ты разделась.

Я краснею, оцепенев под изучающим взглядом зеленых глаз. Да, я оголилась в стриптиз-клубе однажды, но сейчас ситуация иная.

— Хорошо, — он встает передо мной, — давай попробуем вместе.

Он сбрасывает пиджак на пол, а я не шевелюсь. Вскидывает бровь в ожидании.

— А у меня нет пиджака, — глупо оправдываюсь я.

— Понял, — он с улыбкой ослабляет галстук, который через секунду летит к пиджаку.

— И галстука тоже нет, — сипло отзываюсь я.

— Верно, — расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. — Твоя очередь.

Я сглатываю и, не разрывая зрительного контакта, касаюсь пуговки под воротом. Да к черту! Если он не стесняется, то и я не буду. Решительно расстегиваю пуговицы и почти синхронно с ним разоблачаюсь из рубашки. А затем моя смелость вспыхивает огнем смущения, потому что я вижу перед собой четкий рельеф грудных мышц, напряженного пресса и крепких рук.

— Я снимаю часы, ты бюстгальтер, — хрипло шепчет Виктор, и я завороженно киваю.

Часы лежат на бортике раковины, и я завожу руки за спину. Шумно выдыхает, когда я оголяю грудь с предательски торчащими сосками. Расстегивает ремень, ширинку, и у меня горят не только щеки, но полыхают огнем уши и шея.

— Не надо… — поскуливаю я, но брюки сползают на пол.

Глаз не могу оторвать покачивающегося эрегированного члена. Почему он такой большой? Толстый ствол покрыт синими вздутыми венками, а темная гладкая головка слегка поблескивает под искусственным светом ярких лампочек. Рассматриваю завитки волос на лобке, затем пробегаю взглядом по мускулистым ногам и закусываю губы, потому что нагота Виктора меня не пугает, а будит трепет.

— Твоя очередь.

Я стягиваю юбку, и готова потерять сознание.

— Я носки, ты трусики.

Согласна, носки все портят, и ему надо срочно от них избавиться. Кидаю трусики в сторону, и мы в молчании стоим друг перед другом нагие и возбужденные. Виктор проявляет чудеса терпимости и сдержанности и не кидается на меня, хотя я вижу его желание воочию.

— Коснись меня, если хочешь.

— Разве я могу?

— Почему нет?

— Это неправильно, — шепчу я и сжимаю ладони в кулаки, чтобы побороть желание коснуться гладкой кожи и твердых мышц на груди.

Виктор красивый. Его бы на обложку мужского журнала, чтобы стыдить обрюзгших и ленивых читателей, у которых пресс скрыт за толстым слоем жира.

— Тогда я коснусь тебя.

Я вздрагиваю и отступаю к двери, когда Виктор делает ко мне шаг.

— И отказы не принимаются, — он ласково улыбается и протягивает руку к моему лицу.

Глава 17. Его девочка

Виктор касается ладонью щеки, вглядываясь мне в глаза. Он стоит так близко, что его член упирается мне вниз живот почти под самым пупком. Странное ощущение. Неприязни нет, есть легкий испуг и удивление. Я голая перед нагим мужчиной.

— Ты красивая.

Ладонь скользит по шее, плечу и груди. Замирает, поглаживает грудь, мягко ее сжимает и пропускает сосок сквозь пальцы. Его рука теплая, сухая, а глаза подернуты блеском возбуждения. Ладонь спускается к талии, а затем бежит