и рушить порядок текла в его жилах вместо крови, и он не мог не воровать даже у того, кто был его другом и союзником. Для этой встречи он принял вид вполне благообразный – приятное лицо с золотистым загаром, только глаза слегка косили внутрь и были такого жидкого голубого цвета, что, казалось, сейчас вытекут на нос.

– Что я вижу? – заявил он, прислонившись к двери хлева и скрестив руки на груди. На одной руке у него было шесть пальцев, чего он сам не замечал – сказывалась великанская природа, от которой ему не избавиться, как ни старайся. – Сияющая Невеста Ванов исполняет должность скотницы? Иной была ты, впервые явившись в Асгард – платье твое было из золота, волосы из золота, и даже в гневном взоре сверкало расплавленное золото…

– Дай пройти, – с ведром в руке я хотела выйти, но он загораживал мне дорогу.

– Постой! – Он схватил меня за вторую руку. – Неужели ты смирилась? Не хочешь отомстить?

– Моя месть тебя не касается. Пока не осуществится. – Теперь я взглянула на него. – Тогда и узнаешь, хочу ли я отомстить. Кому и как.

Видно было, что он испугался – даже не грядущей мести, а моего спокойствия.

– Но при чем здесь я? – Он снова загородил мне дорогу, не давая его обойти. – Это не я нанес тебе удар! Это все он! Он боится тебя, вот и хочет уничтожить. Но я не такой. Ты мне даже нравишься. Правда, ты же такая красивая женщина! – Он заискивающе заглянул мне в лицо, ловя мою руку.

– Да уж! – Я едва не засмеялась. – Ты умеешь это оценить.

– Я-то умею…

– Не надо быть красивой, чтобы тебе понравиться. Можно даже быть великаншей – кровь тянется к своей крови, да?

– Ты это знаешь по себе! – Поняв, что я над ним смеюсь, он злобно прищурился. – Это ведь правда, что в Ванахейме ты живешь с твоим братом, будто жена с мужем? О, ничего дурного, я знаю, у вас ведь так принято!

– Это все же лучше, чем принято у вас… у великанов, где один, помнится, заключил брачный союз между собственными ногами! – Я мило улыбнулась прямо ему в лицо. – Дай мне пройти. А то госпожа будет меня бранить!

– Нет, погоди! – Он опять загородил мне дорогу, расставив руки, будто хотел обнять. – Не будем ссориться. У нас ведь общий враг…

– Кто это? – безмерно удивилась я.

– Ты знаешь кто. У кого тысяча имен, но нет охоты называть хоть одно. У кого тысяча ликов, но ни в одном он не может быть тебе приятен.

– Разве он тебе враг? А я думала, вы побратались.

– Мы-то побратались. Но разве он умеет быть кому-нибудь братом? Не считая того случая, когда он ушел странствовать и оставил свою женушку в наследство двум своим родным братьям – вот они весело проводили время втроем, пока он где-то бродил в своей дурацкой шляпе…

– Я ничего не хочу знать про эти игры.

– Он умеет ценить и уважать только самого себя. Вся власть и почет – только ему, а если хочешь и себе немного уважения, то приходится виться ужом…

– От твоих пакостных речей молоко в ведре скиснет.

– Да постой же ты! Я не просто так все это говорю. Хочешь, – он придвинулся ко мне вплотную и зашептал, дыша жаром мне в ухо, – хочешь, я помогу тебе бежать отсюда?

От удивления я не нашла ответа, и он, обрадованный, продолжал:

– Я сумею! Сумею это устроить! Я могу принять любой облик и просочиться в любую щель. Я превращу тебя в перо, а себя – в птицу и унесу тебя отсюда, куда ты пожелаешь. В любой из миров. И там мы с тобой сможем быть счастливы, вдали от этого подлеца…

– Мы с тобой несомненно будем счастливы, – начала я так серьезно, что он даже было поверил, – при условии, что между нами будет располагаться не менее двух-трех миров.

Он взглянул мне в глаза и отшатнулся. Не думаю, что он увидел там презрение – он увидел мое спокойствие и твердую уверенность, что я обойдусь без него.

– Ну и оставайся жалкой скотницей! – Вот теперь он отошел от двери и освободил дорогу, презрительно кривя свои тонкие губы. – Посмотрим, найдешь ли ты хоть кого, хоть одного великана, кто не побрезгует тобой, когда от тебя пахнет навозом!

– Одного-то уж точно найду! – Я выразительно взглянула на него и прошла со своим ведром наружу.

Я-то знала, почему мне следует оставаться здесь.

Этот приступ я отбила легко, но с другим пришлось труднее. Я не сомневалась, что второй тоже будет. Они ведь не просто так побратались: они оба – великаньего рода, и стремления у них одни.

Было совсем ранее утро, Суль еще зевала, пока сонные кони вяло тащили ее колесницу на небосклон. Я вычистила большой очаг в палате и вынесла золу наружу, на кучу, на краю березовой рощи вокруг Болотных Палат. В этой роще вечно царила осень в расцвете ее красоты, листья берез круглый год были золотыми, и это было самое дальнее место, куда мне можно было уйти – дальше не пускали чары. Высыпав золу из ведра, я обернулась и увидела того, кто эти чары наложил.

Сегодня он выглядел гораздо моложе обычного. Я даже было подумала, что это Бальдр, тем более что выражение лица у него было на редкость приветливое. Продолговатое скуластое лицо с прямоугольным лбом, прямые русые брови, а глаза под ними – цвета темного янтаря и в них переливается жидкий огонь. Волосы светлые, золотистые; пряди от лба зачесаны на стороны и заплетены в две косы, прочие спущены на спину. Золотистая, опрятная бородка. Одежда его была вся зеленых оттенков, будто ко мне явилась целая роща, а в руке он держал пучок полевых цветов. Он ведь знал, как я скучаю по зеленым лесам Мидгарда и Ванахейма – не смогу пройти мимо. Сам Бальдр не мог бы быть прекраснее, если бы не слишком острый взор – обжечься можно. Лишь глянув ему в глаза, я уже знала – это вовсе не Бальдр.

Остановившись передо мной, он медленным, выразительным взглядом окинул меня с головы до ног и обратно. Выглядела я, как самая неряшливая пора весны – когда снег уже сошел, открыв всю прошлогоднюю гниль, вся грязь оттаяла, но трава еще не выросла и не скрыла эти останки. Волосы мои напоминали ворох прелой листвы и бурой палой хвои, в них с трудом пробились лишь три-четыре скрюченных побега сон-травы,