Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эрика, никто вас не поддерживает так, как я, но надо овладевать навыками тактического лавирования. Для продвижения по служебной лестнице в полиции недостаточно быть гениальным сыщиком – нужно еще обладать служебным чутьем. Было бы неплохо, если бы вы наладили отношения с помощником комиссара Оукли.
– Моих достижений должно быть достаточно. У меня нет ни времени, ни желания лизать задницы начальству.
– Да не надо ничего лизать. Просто будьте немного… покладистее.
– Так где освобождается должность суперинтенданта?
– Здесь, в столичной полиции, в Скотленд-Ярде, в Отделе расследования нераскрытых преступлений.
– Так вы выдвинете меня, да? – настаивала Эрика.
– Да.
Эрика пристально посмотрела на Марша.
– Я подам вашу кандидатуру, – повторил он.
– Спасибо. Значит, у меня тем более есть основания не трогать Гэри Уилмслоу?
– Да. – Марш постучал ложкой в пустой чашке. – Хотя из эгоистических соображений мне жалко вас терять.
– Уверена, вы это переживете, – криво усмехнулась Эрика.
У Марша в кармане зазвонил телефон. Он вытер рот, достал аппарат. Когда ответил, сразу стало ясно, что ему звонит жена, Марси.
– Черт, – выругался он, положив трубку. – Совсем потерял счет времени. Сегодня мы планировали провести вечер вдвоем. Мама Марси забрала детей.
– Понятно. Марси привет. Мне тоже пора бежать, – солгала Эрика.
– Ладно, завтра состыкуемся, – сказал Марш. Эрика смотрела, как он вышел из кафе и остановил ехавшее мимо такси. Не отнимая телефона от уха, Марш сел в машину, и такси тронулось с места.
Люди вокруг наслаждались солнечной погодой, гуляя парами или в компании друзей. Эрика положила в рот большую ложку йогуртового мороженого и задумалась. Интересно, Марш специально ляпнул про повышение, чтобы задобрить ее, или его обещание было искренним? Она вспомнила дело Грегори Манро и про то, что она вернулась к тому, с чего начала.
– Черт! – громко произнесла Эрика.
Две девушки, сидевшие рядом у окна, переглянулись и, взяв свои стаканы с мороженым, перешли за другой столик.
СОВА: Привет, Герцог.
ГЕРЦОГ: Слава богу. Ты долго молчала. Я уж стал волноваться.
СОВА: Волноваться?
ГЕРЦОГ: Да. Ты не появлялась в Сети. Я подумал, что тебя…
СОВА: Что?
ГЕРЦОГ: Сама знаешь. Не хочу печатать.
СОВА: Арестовали?
ГЕРЦОГ: Будь осторожна.
СОВА: У нас криптографическая защита. Непрошибаемая.
ГЕРЦОГ: Никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает.
СОВА: У тебя паранойя.
ГЕРЦОГ: Это еще не самое страшное.
СОВА: Что ты имеешь в виду?
ГЕРЦОГ: Ничего. Просто соблюдаю осторожность. И тебе советую.
СОВА: Я слежу за новостями, просматриваю газеты. Им ничего неизвестно.
ГЕРЦОГ: Будем надеяться, что они не догадаются.
СОВА: Хочу еще одного убрать.
ГЕРЦОГ: Уже?
СОВА: Да. Времени мало. Я уже веду наблюдение за следующим в своем списке. Скоро приступлю к исполнению.
ГЕРЦОГ: Уверена?
СОВА: На все сто. Организуешь кое-что для меня?
Герцог молчал. На экране запузырились точки, выстраивавшиеся в запись: ГЕРЦОГ печатает…» Вскоре запись исчезла.
СОВА: Ты еще здесь?
ГЕРЦОГ: Да, сделаю.
СОВА: Отлично. Буду ждать. Этот опомниться не успеет.
Когда Эрика вышла из душа, уже сгущались сумерки. Завернувшись в полотенце, она босиком прошлепала в спальню и включила свет. Она снимала небольшую квартиру на первом этаже старого жилого дома в Форест-Хилл, стоявшего на зеленой улице чуть в стороне от центральной дороги. Эрика жила здесь уже полгода, но квартира по-прежнему оставалась голой, словно она только что переехала. В чистой спальне царила спартанская обстановка.
Эрика прошла к комоду, над которым висело зеркало в золоченой раме, и глянула на свое отражение. Лицо, смотревшее на нее, не дышало уверенностью. Короткие светлые волосы с проседью всклокочены. В молодости Эрика никогда не переживала за свою внешность. Природа наградила ее привлекательным славянским лицом с высокими скулами, гладкой кожей и миндалевидными зелеными глазами. Но теперь в уголках этих самых глаз собирались морщинки, да и на лбу морщин было много, а кожа лица утратила упругость.
Эрика перевела взгляд на стоявшую у зеркала фотографию в рамке, с которой ей улыбался красивый темноволосый мужчина – ее покойный муж Марк. Ей казалось, она никогда не свыкнется с мыслью, что его больше нет. Горе усугубляло чувство вины – ответственность за его гибель лежала на ней, – по нескольку раз на день пронзавшее ее сердце. Неожиданностью для Эрики стало ее отношение к старению. В ее восприятии каждый минувший год еще больше отдалял их друг от друга. В ее воспоминаниях, на фотографиях Марк оставался таким, каким был до смерти. Она с течением времени превратится в старуху, а Марк всегда будет молодым и красивым.
Несколько дней назад по дороге на работу она услышала по радио песню «Вечно молодые» в исполнении группы «Альфавиль»[7]. Ей пришлось остановить машину, чтобы совладать со своими эмоциями.
Эрика провела пальцами по рамке с фотографией, потом – по линиям волевого подбородка Марка, его носа, теплых карих глаз. Взяла фото, подержала в руке, ощущая тяжесть рамки. Выдвинув верхний ящик комода, она глянула на аккуратно сложенное нижнее белье, затем приподняла одну стопку, намереваясь положить под нее снимок. Пару секунд помедлила и убрала руку. Ящик задвинула, а фото в рамке снова поставила на полированную деревянную поверхность.
Через пару недель исполнится два года со дня смерти Марка. Из глаза выкатилась слеза, с тихим шлепком упавшая на комод. Эрика не была готова отпустить его. Ее страшило, что однажды такой день настанет.
Она отерла лицо и прошла в гостиную. Как и спальня, эта комната была чистая и функциональная. Диван, журнальный столик, перед ними – небольшой телевизор. Книжные полки вдоль стены по левую сторону от окон, выходивших во внутренний дворик. На подоконниках – рекламные листки кафе, отпускающих обеды на дом, телефонные справочники и роман «Пятьдесят оттенков серого» в мягкой обложке, забытый предыдущим жильцом. На диване лежали открытые папки с копиями досье Гэри Уилмслоу и материалами дела по убийству Грегори Манро, на журнальном столике светился экран ноутбука. Чем больше она читала о Гэри Уилмслоу, тем больше досадовала и раздражалась. Питерсон был прав: у Гэри был веский мотив для убийства Грегори Манро, а ей вот теперь велено оставить его в покое.