Стефани родила двух дочерей.

Но ее впервые испытанному материнскому счастью было суждено продлиться лишь несколько часов.

У одной из девочек обнаружилось врожденное заболевание, против которого медицина была бессильна. Или почти бессильна.

«Ваша дочь умрет через сутки-другие. В лучшем случае через неделю».

Голос врача, говорившего эти страшные слова над изголовьем роженицы, показался Стефани голосом судьи, читающим смертный приговор.

Услышав это, Стефани Ламано и ее муж Бен, сидевший рядом с ее кроватью, одновременно испытали настоящую, невыносимую боль. Радость, охватившая их сердца несколько часов назад оттого, что они стали родителями, тут же исчезла.

Но, сообщив растерянным супругам эту жуткую новость, врач снова дал им надежду. Стефани предложили прооперировать девочку.

– Видите ли, есть один выход… Даже не знаю, как вам сказать… Больную девочку может спасти…

– Продолжайте, доктор! – Стефани судорожно сжала руки.

– Ее собственная сестра. Это ваш единственный реальный шанс. Однако я должен вас предупредить…

Врач снял белую шапочку и вытер пот со лба. Видно было, как трудно ему говорить.

Только что приобретенная надежда сменилась отчаянием: врач назвал страшную цифру. Если Бен и Стефани согласятся на операцию, то вероятность, что выживут обе девочки, всего десять процентов.

«Десять процентов! Десять процентов!»

Стефани мысленно повторяла эти слова и плакала. Она не знала, как поступить. Единственный шанс спасти дочь – поставить под угрозу жизнь второй, здоровой девочки. А если она потеряет обеих?!

Сможет ли она пережить такое и простить себя за столь рискованное решение?!

Они долго и мучительно говорили с мужем. Лицо Стефани было все залито слезами.

И решение было принято.

Они решили, что им суждено стать родителями только одной дочки.

Испытывая вину, боль и страх, Стефани и Бен согласились на то, что одна из их девочек умрет.

Стефани принесли больную дочку. Она держала ее на руках, плакала и шептала:

– Прости меня… Прости, моя малышка. Я бы отдала свою жизнь ради тебя, если бы могла.

Девочка умерла через день.

Так сообщили Стефани.

Врач Хью Ларсен сказал Стефани, что ее дочка уже умерла.

И принес родителям мертвую малышку, чтобы безутешные отец и мать могли попрощаться с ней.

Но эта девочка не была дочерью Стефани.

Она была еще одной неудачной попыткой его рискованного врачебного эксперимента.

Хью Ларсен втайне от всех медиков разрабатывал свой способ лечения этой пока еще редкой, но стремительно распространяющейся по миру болезни, от которой умирали новорожденные.

Сначала он пытался сделать так, чтобы его эксперименты проводились легально, разговаривал со своими коллегами и убеждал их в правильности своих действий. Но медицинское сообщество не одобрило его метод. И тогда Хью взял на себя серьезную ответственность и риск. Он стал экспериментировать на детях, которые вот-вот должны были умереть от этой инфекции.

Хью прекрасно понимал, что шансов выжить у младенцев нет, и просто сообщал родителям, что их ребенок умер. Затем Хью незаметно забирал живого ребенка к себе домой, где у него была оборудована специальная лаборатория, и всеми способами пытался спасти его жизнь.

Конечно, это был страшный риск. Невероятно трудно было предъявить безутешным родителям умершее чужое дитя. Детская смертность в одном из родильных домов столицы Бельгии была сведена к минимуму. А любые нелегальные медицинские эксперименты карались законом.

Хью помогала медсестра, которая втайне была влюблена в него. Она была кроткой, застенчивой, очень боязливой и легко поддавалась чужому влиянию. На этом Хью и сыграл, когда ему в первый раз понадобилась ее помощь.

После первого эксперимента Хью, моя руки над раковиной и пристально глядя на себя в большое зеркало, холодно бросил медсестре: «Если скажешь кому-то о том, что мы тут делаем, – не успеешь проститься с близкими. Поняла?»

Медсестра, побледнев, молча кивнула.

На следующий день Ларсен вручил девушке конверт с приличной суммой денег.

Поэтому он не переживал, что Лейла может рассказать кому-то правду.

Кроме того, если бы правда всплыла, Лейла была бы соучастницей.

И суд ожидал бы их обоих.

Хью верил в себя, верил в то, что сможет найти способ спасения детских жизней. Он прекрасно понимал, что, если его тайну раскроют, его немедленно посадят в тюрьму.

И надолго.

Поэтому он был очень осторожен.

Сказав Стефани, что ее дочь умерла, и дав попрощаться с чужим мертвым ребенком, он, как обычно, забрал живую малютку для своих секретных опытов.

Хью приехал домой.

Он жил один.

Он припарковал машину и повернулся к заднему сиденью, где лежала новорожденная девочка.

– Ну что, малышка? Послужим науке? А ты молодец, не плачешь, не кричишь… золотой ребенок…

Ближайшие соседи находились в нескольких сотнях метров от его дома. Никто не слышал детского плача, когда врач выходил из машины.

Он отнес запеленутую малютку в лабораторию, потом пошел на кухню, открыл холодильник, быстро и жадно выхлебал через край кастрюли остатки супа, сваренного еще неделю назад, и вернулся в лабораторию.

Хью посмотрел на малышку. Она спокойно лежала в кроватке.

– Ну что, Эрика, – голос его внезапно охрип от волнения. – Родители ведь назвали тебя так, не правда ли? Я постараюсь тебя спасти.

Лейла уже собиралась лечь спать.

Как и Хью, она была одинока.

Хотя, в отличие от Хью, ей было не так уж комфортно существовать одной.

Честно сказать, жить одна она даже немного боялась. Прислушивалась к каждому скрипу и стуку в комнатах. Вздрагивала, если на улице завывала сигнализация автомобиля.

Каждый вечер она включала какой-нибудь фильм и засыпала под звуки, доносящиеся с экрана. Так ей было спокойнее. Создавалось ощущение присутствия кого-то рядом.

Лейла пошла в ванную комнату, чтобы принять на ночь душ, но вдруг услышала звонок телефона.

Она в испуге бросила полотенце на кровать, подбежала к смартфону, валявшемуся рядом с подушкой, и схватила его.

Это был Хью. В такое время?!