Но есть ли какая-то гарантия того, что посланец действительно отдаст еду собаке или собакам в соответствии со своими указаниями? Что мешает посланцу съесть еду самому, или продать ее всю или частично третьим лицам, или отдать прочь, или вывалить в ближайшую канаву или яму, сэкономив время и труды?

Но что, если посланец по причине недомогания, или опьянения, или беспечности, или лени не придет к дому в тот вечер, когда для собаки имеется еда?

Но разве не может даже у самого здорового, самого трезвого, самого добросовестного посланца, знающего всех местных собак, их привычки и будки, их цвета и очертания, остаться еда в старом горшке, когда старые часы пробьют десять, как тогда ему, верному посланцу, вернуть горшок, если тот не был опустошен вовремя, поскольку следующим утром будет слишком поздно, потому что горшкам и кастрюлям мистера Нотта не позволено оставаться на улице на ночь.

Но является ли абы какая собака тем же самым, что определенная собака? Поскольку в указаниях Уотту упоминалась не абы какая собака, а лишь определенная собака, что означало только то, что требовалась не абы какая собака, а вполне определенная собака, то есть не одна собака сегодня, другая завтра, а послезавтра, возможно, третья, нет, но каждый день одна и та же, каждый день одна и та же несчастная старая собака, пока она жива. Но, тем паче, являются ли несколько собак тем же самым, что определенная собака?

4. Можно разыскать человека, владеющего оголодалой собакой, дела которого каждый вечер заставляли бы его вместе с собакой проходить мимо дома мистера Нотта между восемью и десятью часами. Тогда в те вечера, когда для собаки имеется еда, в окне мистера Нотта или в каком-нибудь другом заметном окне зажигался бы красный огонек или, возможно, лучше зеленый, а во все другие вечера фиолетовый или, возможно, лучше никакой, и тогда этот человек (а через некоторое время, несомненно, и собака тоже) поднимал бы, проходя мимо, глаза к окну и, увидев красный или зеленый огонек, бросался бы к двери дома и стоял бы над собакой, пока та не доест всю еду, оставленную мистером Ноттом, а увидев фиолетовый или никакой огонек, не бросался бы к двери с собакой, но продолжал бы свой путь по дороге вместе с собакой как ни в чем не бывало.

Но похоже ли на то, что такой человек существует?

Но похоже ли на то, если он существует, что его можно разыскать?

Но если он существует и будет найден, разве не перепутает он в своей голове, проходя мимо дома по пути домой, если он идет домой, или по пути из дому, если он идет из дому, ибо куда еще идти человеку, если он куда — то идет, кроме как, с одной стороны, домой или, с другой, из дому, разве не перепутает он в своей голове красный огонек с фиолетовым, фиолетовый с зеленым, зеленый с никаким, никакой с красным и, когда еды для него нет, начнет ломиться в дверь, а когда какая-то еда имеется, устремится дальше по дороге в сопровождении своей верной истощенной собаки?

Но разве не может Эрскин, или Уотт, или какой-нибудь другой Эрскин, или какой-нибудь другой Уотт зажечь в окне не тот или никакой огонек по ошибке, или тот или никакой, когда уже слишком поздно, по забывчивости или медлительности, и человек с собакой будут мчаться к двери, когда там ничего нет, или устремляться дальше, когда там что-то есть?

Но разве это не приумножит и без того тяжелые заботы, обязанности и труды прислуги мистера Нотта?

Поэтому Уотт рассмотрел не только некоторые из тех решений, которые явно не были предпочтительными, но и некоторые из тех возражений, которые, возможно, были причиной того, что они таковыми не стали, распределившиеся следующим образом:

Перейдя затем к решению, которое казалось предпочтительным, Уотт обнаружил, что оно оказалось примерно следующим: следует отыскать подходящего местного собаковладельца, то есть нуждающегося человека с оголодалой собакой, и установить ему кругленькую ежегодную ренту в пятьдесят фунтов, выплачиваемую ежемесячно при условии, что тот каждый вечер приходил бы к дому мистера Нотта между восемью и десятью в сопровождении своей собаки в оголодалом состоянии и в те дни, когда для собаки была еда, стоял бы над своей собакой, с дубьем, при свидетелях, пока собака не съедала бы всю еду и не оставалось бы ни крошки, а затем вместе с собакой без проволочек убирался бы восвояси; и что этим человеком за счет мистера Нотта должна быть приобретена оголодалая собака помоложе, державшаяся бы про запас к тому дню, когда первая оголодалая собака околеет, а затем подобным же образом должна быть раздобыта еще одна оголодалая собака, державшаяся бы наготове к тому неизбежному часу, когда вторая оголодалая собака уплатит природе свой долг и так бесконечно, таким образом, всегда имеется две оголодалых собаки, одна — чтобы съедать еду, оставленную мистером Ноттом вышеописанным образом, пока не околеет, другая, пока жива, — чтобы делать то же самое и так бесконечно; более того, следует отыскать аналогичного молодого местного жителя, только не имеющего собаки, к тому дню, когда первый местный житель умрет, чтобы он унаследовал и получил под командование таким же образом и на таких же условиях две уцелевших оголодалых собаки, оставшихся таким образом без хозяина и крова; а затем опять следует таким же способом отыскать еще одного молодого не имеющего собаки местного жителя к тому мрачному часу, когда второй местный житель угаснет и так бесконечно, таким образом, всегда имеется две оголодалых собаки и два нуждающихся местных жителя, первый нуждающийся местный житель — чтобы владеть и командовать двумя оголодалыми собаками вышеописанным образом, пока жив, другой, пока не испустит дух, — чтобы делать то же самое и так бесконечно; а если вдруг, что вполне может произойти, случится так, что одна из двух оголодалых собак или обе оголодалые собаки не переживут своего хозяина и сразу же не последуют за ним в могилу, следует за счет мистера Нотта приобрести и надлежащим образом содержать в каком-нибудь удобном месте третью, четвертую, пятую и даже шестую оголодалую собаку в оголодалом состоянии, или, лучше, за счет мистера Нотта в каком-нибудь подходящем месте следует основать питомник, или колонию, оголодалых собак, из которого в любое время можно будет отобрать хорошо воспитанную и хорошо натренированную оголодалую собаку и приставить к работе вышеописанным образом; а если вдруг второй нищий молодой местный житель шагнет в вечность в то же время, что и первый нищий местный житель, а то даже и раньше, и более странные вещи происходят ежечасно, следует отыскать третьего, четвертого, пятого и даже шестого нищего молодого не имеющего собаки местного жителя или даже жительницу и добрыми словами и случайными дарами в виде денег либо старого тряпья по возможности залучить на службу к мистеру Нотту вышеописанным образом, или, лучше, следует отыскать довольно многочисленное нуждающееся местное семейство, состоящее из, скажем так, двух родителей и десяти — пятнадцати детей и внуков, страстно привязанных к месту своего рождения, и посредством всучивания кругленькой некрупной начальной единовременной денежной суммы, внушительной ежегодной пенсии в пятьдесят фунтов, выплачиваемой ежемесячно, случайных, сезонно уместных даров в виде просторного, ненужного и тесного тряпья и неустанно произносимых в нужный момент сладких слов совета, ободрения и утешения, обращенных ко всем им, их детям и детям их детей, привлечь на службу к мистеру Нотту во всем том, что касается собаки, необходимой для доедания оставленной мистером Ноттом еды и особенно в том, чтобы ими содержался в порядке питомник, или колония, оголодалых собак, устроенный мистером Ноттом, чтобы никогда не было недостатка в оголодалой собаке, доедавшей бы его еду в те дни, когда он не съедал ее сам, поскольку проблема питомника была тесно связана с проблемой собаки. Это показалось Уотту примерно тем путем, каким было достигнуто решение проблемы еды мистера Нотта, отдаваемой собаке, и хотя, разумеется, некоторое время это было не более чем хитросплетением, то расходившимся, то сходившимся с мыслями, копошившимися в черепе, очень вероятно, что очень скоро оно стало куда большим, поскольку округа на мили вокруг во всех мыслимых направлениях кишела многодетными нищими семействами и, должно быть, всегда кишела, и очень вероятно, что очень скоро настоящая живая оголодалая собака собственной персоной приходила бы ночь за ночью с регулярностью часов к черному входу мистера Нотта, ведомая и наверняка шествующая перед безошибочно нищим образчиком местной половой невоздержанности всем на радость и восхищенье, и выплачивалась бы пенсия, и то и дело неожиданно жертвовалась бы полукрона, или флорин, или шиллинг, или шестипенсовик, или трехпенсовик, или пенни, или полпенни и изношенное тряпье, которого у мистера Нотта, мастера по изнашиванию тряпья, имелся большой запас на раздачу: то пиджак, то жилет, то пальто, то плащ, то брюки, то бриджи, то рубашка, то майка, то трусы, то комбинация, то подтяжки, то ремень, то воротничок, то галстук, то шарф, то кашне, то шляпа, то кепка, то чулок, то носок, то ботинок, а то туфля, — и произносились бы добрые слова совета, ободрения и поддержки, и совершались бы маленькие акты доброты и любви в самый нужный момент, и питомник оголодалых собак ширился бы и процветал всему миру на радость и восхищенье.