О чем здесь идет речь на самом деле? О чувстве вины, страхе нарушить традицию, о грехе. О том, что женщина не справляется со своими внутренними противоречиями, не хочет изменить себя, выбирает внешний путь разрешения внутреннего конфликта.

Вина – от несоответствия ожиданиям семьи – мамы и бабушки, – и ближнего и дальнего круга. Женщина должна рожать, иначе она не женщина! Так твердят нам социум, традиция, природа в конце концов. И женщина, не разбирая дороги, бросается выполнять свое «святое предназначение».

Страх – от призрака одиночества, растиражированного в последние двадцать лет. Ребенок представляется некой страховкой, гарантией. Да и статус бездетной женщины пугает ужасно – даже тех, кто не готов иметь детей.

Грех – от несоответствия традициям. Все женщины рожают, и я должна.

Подход к рождению ребенка как к средству избавления от страхов обернется шквалом проблем не только для матери, но и для ребенка, но об этом обычно не думают.

Так женщина решает свою личную проблему за счет будущего живого человека. Она ищет смысл существования не в самой жизни, а в другом человеке. Заметьте – в другом человеке! Заранее назначая его орудием воплощения заветных смыслов в своей жизни. Материнство даст ощущение нужности, придаст смысл жизни, поднимет социальный статус женщины. Права собственности на ребенка уже заявлены до его рождения. «Мой! – думает будущая мать. – И никто не будет иметь права на него!»

Не кажется ли вам безнравственным делать смыслом собственной жизни другого человека, пришедшего в этот мир творить свою судьбу и историю? И не давать ему возможности обрести собственные смыслы?

Почему вообще зашел разговор о смыслах жизни? Дело в том, что в каждом периоде своей жизни человек, независимо от пола, вынужден находить для себя эти самые пресловутые смыслы. И самое тяжелое переживание – это их утрата. Обрести ценности и смыслы на каждом этапе жизни – весьма трудная задача, требующая от личности порой почти героических усилий.

Мы это хорошо осознаем, когда слышим рассказы или видим репортажи о людях, утративших трудоспособность или в силу драматических обстоятельств потерявших подвижность, но не сдавшихся, продолжающих бороться за осмысленную и осознанную жизнь. Восхищаемся ими, безмерно уважаем их.

Те же, кого минула эта горестная доля, у кого руки-ноги и голова целы, тоже иногда чувствуют гнетущую безысходную тоску, теряют интерес к жизни, перестают видеть смысл в чем бы то ни было. Это кризис. Чтобы его преодолеть, нужно потрудиться. А это не всегда очевидно. И человек начинает использовать то, что только кажется спасательным кругом. Не разрешив внутренних проблем, он порождает новые, уже не только для себя, но и для других.

Именно тогда для женщины ребенок становится смыслом существования. Это путь наименьшего сопротивления, хотя внешне выглядит как путь материнской жертвенности и величия.

Я ни в коей мере не обвиняю женщин, не глумлюсь над их чувством материнства. Я говорю о том, что тема замужества и деторождения звучит все более истерично. Желание выйти замуж и родить детей – естественное для женщины. Но когда девушки в двадцать два года боятся остаться одинокими и готовы выскочить замуж за любого более или менее подходящего кандидата, это настораживает. Женщины без причин боятся «опоздать»: «Часики-то тикают! Надо торопиться!» Вчерашние подростки уже объяты страхом одиночества. Что уж говорить о женщинах ближе к тридцати? Там просто паника. А страх и паника – самые плохие советчики.

Откуда взялась эта истерика последнего десятилетия? Думаю, из массового сознания и массового страха вымирания.

Любое человеческое сообщество – это организм, живущий по своим законам. И самый главный из них – закон выживания. Количество особей общественного организма определяет его жизнеспособность. Нас становится все меньше и меньше. Поэтому общественный организм, ощущая потерю, стремится нарастить утрачиваемое. А если добавить сюда ощущение нестабильности, страхи и растерянность, пережитые в девяностых, то замес получится крутой. Общество, интуитивно понимая и частично осознавая упадочность происходящего в стране, обороняется на уровне инстинкта выживания.

В повседневной жизни это выглядит вполне невинно. То статистика подбросит дров в костер, то журнальные статьи о женском одиночестве и отсутствии мужчин разожгут страсти. То глянцевые журналы напишут о брачном возрасте, то врачи обзовут женщину тридцати лет «старородящей». И в этом котле формируется страх, побуждающий женщину сбросить напряжение, разрешить, наконец, свою проблему.

Социальная проблема танком проезжает по конкретным человеческим судьбам. И в этом состоянии очень трудно найти опору в себе, выскочить из-под давления, осознать свою индивидуальность, найти в себе любовь.

Паника и неосознанность толкают к решению, лежащему на поверхности: «Роди себе ребенка и избавишься от страхов!» Не сумев выстроить отношения с мужчинами, видя в рождении ребенка единственный смысл существования, женщина решает: «Сын – смысл моей жизни!»

Звучит красиво, не правда ли? И кумушки, не важно какого сорта и ранга, коллеги ли по серьезной и напряженной работе, подруги, мающиеся с мужьями в своих собственных семьях, бездетные родственницы или ведущие душещипательных радио– и телепрограмм повторяют: «Она посвятила сыну всю жизнь!» А дальше – по контексту. Подросший парень – либо свинья неблагодарная, либо преданный и любящий сын. А то, что судьба сына при этом становится судьбой матери и у него почти не остается надежды прожить свою собственную жизнь, как-то не очень интересует окружающих. Была бы картинка красивой, соответствовала бы высоким нравственным требованиям. А реальная жизнь? Да как-нибудь устроится.

Женщины, как правило, эту проблему не хотят видеть до тех пор, пока не оказываются в странной или тяжелой ситуации с сыном.

Сам факт рождения ребенка в христианской традиции принято считать Божьим промыслом. Мать, дающая жизнь, превозносится априори. А позвольте спросить: отец вообще ни при чем, он в процессе не участвовал? Мать дала жизнь – и поэтому может вытворять в психологическом плане все, что ей угодно? А задача сына подчиняться ее воле?! И конечно же это положение оправдывается великой любовью. Какой эгоизм? Какая корысть? Какая подмена понятий? Даже думать не смейте и не вмешивайтесь! Материнские чувства святы, мать плохого не сделает.

Я полностью согласна с Анатолием Некрасовым, который пишет о разрушительной материнской любви и о том, что женщине трудно познать свою собственную суть: «Мешают моральные установки, религиозные постулаты и традиции современного общества, заставляющие ставить детей на первое место в жизни. Проблема усугубляется еще и тем, что «святое материнство» заложено религиями в самую глубину верований, и это является основой мировоззрения».

– Люся, мы не можем больше встречаться, у меня появилась постоянная женщина, и это серьезно.