Рина засмеялась.

– Колонки нужно подключить.

– Вах! Колонки… Что такое колонки?

Ашот воткнул вилку в розетку, колонки загудели.

– Ну, я пошла…

– А кофе? Бэсплатно… – улыбнулся Ашот.

– Тогда всем сделай. На пятерых.

– Рина… – Ашот закатил глаза. – Рэдкая дэвушка… Хорошо… Твоя просьба – это не просьба! Это для Ашота закон! Заходи через десять минут.

Рина вернулась к музыкантам. Медведь уже настроил гитары, подключил их к колонкам. И сидел себе на комбике, жевал хот-дог. Шоник тихонько перебирал струны, что-то напевая себе под нос. На своем, на цыганском. Оленька отдыхала в любимой позе, сидела, подобрав под себя ногу, и пила воду из бутылки.

Из потока прохожих вынырнул мужик и широким жестом кинул на чехол полтос.

– Спасибо, – сказал Шоник, – за простое сидение это даже очень кучеряво.

– Не за что. Я вас каждый день слушаю, – сообщил мужик и испарился. Видно, спешил.

– Удачи тебе, мужик.

– Шоник, а Шоник, – позвала Рина.

– А?

– Споешь «Мама джан»?

– Не сегодня. Видишь, хриплю. Вчера мороженого обожрался. Горло болит. Не вытяну.

– Тогда спиши мне слова.

– А вот это – нет!

– Жалко, что ли?

– Конечно, жалко. Ты потом хлеб у меня отобъешь, – Шоник поскреб затылок и признался. – Ваще я писать не умею… Я мамин рот этой азбуки топтал… Зато Надьку заставил учиться. Она у меня целых два класса закончила, мамин рот… Сегодня поеду к ней. Куклу подарю… Бери ручку, записывай… Диктовать буду…

Но тут появился Кабан. Все внимание на него переключилось.

– Как дела? – спросил у него Медведь.

– Супер! Цыгана встретил. Мы Черенкова без всякого Ваграма уломали на полтинник.

– Супер!

Кабан раздал заряженные у Вити-охранника мобилы.

– Сами-то как?

– Пока не очень, – признался Шоник.

Кабан совсем не огорчился, удача сегодня шла в руки.

– Ладно… Щас будет очень, – заверил он. – Давайте работать.

Он взял гитару, тронул струны. И Медведь взял свою электруху… И Шоник тоже взял гитару. Оленька и Рина приготовились принимать толпу с двух сторон.

Кабан уже намеревался запеть, но Шоник тормознул.

– Погляди туда, – он показал в ту сторону, где стояла Женя. – Видишь?

– Что я должен видеть?

– Ослеп, да? Девушку видишь? Тебе это ни о чем не говорит?

Кабан, чучело, не входил в тему.

– Иди на хер, Шоник. Я тут столько девушек перевидал…

О чем это должно говорить?

– О том, что ты мудак, – засмеялся Шоник.

И тут Кабан встретился взглядом с незнакомой девушкой. Та-а-ким взглядом… Блин… Это диагноз! Он сразу же все про себя понял. Сразу же! Все!.. Прощай, Хонда! Прощай… Вот что он понял. Прощай! Навсегда…

– Внимание, встречайте! – прокричал Шоник в микрофон. – Народный артист Курского вокзала, лауреат фестиваля «Нечистые пруды» Л-л-е-еха Р-р-романов! Ваши аплодисменты!

– Пусть он для Жени песню объявит, – подсказала Оленька.

Кабан был не в теме.

– Для кого?

– Для хуя моего! – Шоник подтолкнул Кабана к микрофону. – Совсем у тебя котелок перестал варить. Твою королеву Женькой зовут.

Женька… Женя… Женечка…

– Для самой красивой девушки на свете… с редким именем… Исполняется песня «Только Женя»!

Он запел:

По небу плывет луна,

На улице тишина,

В мечтах моих лишь она —

Только Женя.

А дома я снова один,

От «Явы» кружится дым.

А на столе фотография —

Только Женя.

Не было в природе такой песни. Была другая. Но теперь другой не стало. Была «Только Женя». Только Женя была, блин!..

Кабан не отводил с девушки глаз и на ходу импровизировал, меняя в песне слова.

Сильнее я не скучал.

Прекраснее не встречал.

И снится мне по ночам —

Только Женя.

И в мыслях всегда со мной,

Под солнцем и под луной,

В мороз или дождь проливной —

Только Женя…

Кабан исполнил песню, ни разу, наверно, не сморгнув. Кто она такая, эта девчонка? Красивая… Дело не в этом… Все девчонки красивые. Дело в том… Просто такого с ним еще не бывало! Сколько девчонок он перетрахал! По Хонде с ума сходил!.. А любви с первого взгляда никогда у него не было. Даже Хонду он полюбил не с первого взгляда… А тут… Господи… Тут с первого взгляда, блин!..

– Кабан, кунэм астэд берянэ ку ворот цакат! Ты че играешь, разъебай влюбленный?! – прокричал Шоник в микрофон.

Кабан понял, что перепутал аккорды. Он прижал струны ладонью.

А Оленька похвалила:

– Офонареть, Кабан! Так обалденно ты еще никогда не пел!.. Я тобой сама залюбовалась.

– Шоник, я отойду на минут на двадцать…

– Хоть на сто двадцать!..

Кабан снял гитару, отдал Рине и пошел, словно на подиуме себя демонстрировал, прямиком на Женечку держа курс.

– Блядь!.. Вы только посмотрите, как он идет! – восхитилась Оленька.

– Как тореадор, блядь! – сказал Шоник.

Кабан подошел к Жене, протянул ей руку.

– Пойдешь со мной…

– Пойду…

Она вложила свою ладошку в его ладонь, измозоленную струнами.

И Кабан увел Женечку.

А Шоник сказал в микрофон:

– Слушайте, как это будет дальше…

Мальчишка ветреный был королем двора.

Глазами карими он свел тебя с ума.

А ты всегда мечтала лишь о нем,

Парнишке ветреном и озорном.

Ах, как любила ты всем сердцем и душой!

Сбылись твои мечты, ведь был король с тобой.

Девчонки с завистью тебе смотрели вслед,

Ведь королеве, лишь шестнадцать лет.

Но все кончается, любовь уходит прочь,

Другую девочку король уводит в ночь.

А сердцу бедному не суждено понять,

Что те минуты не вернешь опять.

– Ни фига так не будет! – сказала Рина, когда Шоник кончил петь.

– Да что ты?!

– Ничего ты не понимаешь. Я вижу, это у них надолго. Девушки это чувствуют, можешь мне поверить. Будет так, можно?