Я умываюсь в ванной, сбрасываю туфли и забираюсь на кровать.

Усталость затягивает в сон, но ученый у меня в голове отключаться не спешит.

Мысли вертятся, и остановить их мне не по силам.

Я формулирую и отвергаю гипотезы. Пытаюсь приложить логику ко всему случившемуся со мной сегодня. Я не знаю, что реально, а что нет. Не уверен даже, женат я или нет.

Впрочем… Стоп. Подожди.

Поднимаю левую руку и рассматриваю безымянный палец.

Кольца нет, но доказательством его существования может служить слабая вмятинка у основания пальца. Оно было. Оно оставило след.

Значит, его кто-то забрал.

Я касаюсь вмятинки пальцем, с ужасом и успокоением сознавая, что она – единственное напоминание о моей реальности.

Интересно…

Что будет, когда исчезнет и этот последний физический след моего брака?

Когда не будет уже никакого якоря?

Затянутое тучами небо над Чикаго угрюмо багровеет к рассвету, и я наконец сдаюсь на милость сна.

Стук передней двери застигает Дэниелу в тот момент, когда ее руки погружены в теплую мыльную воду. Она оставляет в покое кастрюлю, которую с ожесточением трет последние полминуты, выпрямляется и, услышав приближающиеся шаги, оглядывается через плечо.

Джейсон появляется в проходе между кухней и столовой с дурацкой – как сказала бы ее мать – ухмылкой на губах.

Дэниела снова поворачивается к раковине.

– Твоя тарелка в холодильнике.

Поглядывая в запотевшее стекло окна над мойкой, она видит, как муж ставит на столешницу сумку с покупками и направляется к ней.

Он обнимает ее за талию.

– Если думаешь откупиться парой пинт мороженого, то я даже не знаю, что и сказать, – говорит женщина полушутливо.

Мужчина прижимается к ней и, обжигая ухо горячим дыханием с запашком виски, шепчет:

– Жизнь так коротка! Не злись. Не трать время впустую.

– Так как же сорок пять минут превратились в почти три часа?

– Точно так же как один стаканчик превращается в два, а два – в три, и дальше в том же духе. Чувствую себя прескверно.

От губ Джейсона, прижавшихся к шее Дэниелы, у нее по спине пробегает легкая, трепетная дрожь.

– Легко ты не отделаешься, – говорит она.

Теперь он целует ее под ухом. Когда такое было в последний раз? Дэниела уже и не помнит.

Он опускает руки в воду.

Переплетает свои пальцы с ее.

– Тебе надо поесть, – говорит женщина. – Я разогрею.

Она пытается пройти мимо него к холодильнику, но он не пропускает, встает у нее на пути.

Теперь они стоят лицом к лицу. Она смотрит ему в глаза, и, может быть, от того, что оба они выпили, воздух сгущается, как будто каждая молекула зарядилась энергией.

– Господи, как же я по тебе соскучился!

– Признайся-ка честно, сколько ж ты выпил с…

Он снова целует ее, прижимает к шкафчикам так, что столешница режет ей спину, шарит по бедрам, рвет рубашку из джинсов, и его ладони обжигают кожу…

Она отталкивает его к столу.

– Господи, Джейсон!

В приглушенном свете кухни Дэниела смотрит на него пристально, пытаясь понять, что это за энергия, с которой он вернулся домой.

– С тобой там что-то случилось, – заявляет она.

– Ничего не случилось. Просто потерял счет времени.

– Ничего? И ты не заболтался с какой-нибудь девчушкой из компании Райана и не почувствовал себя двадцатипятилетним? И не заявился домой с пружиной в штанах, притворяясь…

Джейсон смеется. Весело.

– Что?

– Так ты думаешь, все дело именно в этом? – Мужчина снова наступает. – Я вышел из бара – голова на плечах, а мысли в разлете. Вообще ни о чем не думал. Ступил с тротуара на проезжую часть, а там такси. Повезло, что он еще не размазал меня по всей дороге. Напугал до смерти. Не знаю, как это объяснить, но с того момента – в бакалейном, пока шел домой, и вот теперь в кухне – я чувствую себя по-другому. Живым. Как будто впервые взглянул на жизнь ясными глазами. Взглянул и увидел все, за что должен ее благодарить. За тебя. За Чарли.

Злость в душе Дэниелы начинает таять.

– Мы так погрязли в рутине, так привыкли идти в колее, что перестали видеть наших любимых такими, какие они есть, – продолжает Джейсон. – Но сегодня, прямо сейчас, ты для меня та же, что и тогда, когда мы только встретились, когда твой голос и твой запах были целой новой страной… Я, наверное, несу бред.

Дэниела подходит к нему, берет его лицо в ладони, целует.

А потом, взяв за руку, ведет наверх.

В коридоре темно, и она не может вспомнить, когда муж делал что-то такое, отчего ее сердце колотилось вот так, как сейчас.

У комнаты Чарли Дэниела останавливается на секунду, прикладывает ухо к двери и слышит приглушенную, ревущую в наушниках музыку.

– Горизонт чист, – шепчет она.

Осторожно, едва ли не на цыпочках, они проходят по скрипучему коридору.

В спальне Дэниела запирает двери и выдвигает верхний ящик комода, чтобы поискать свечу, но Джейсону не терпится. Он тянет ее к кровати, толкает на постель и наваливается сверху, целует, запускает руки под одежду, шарит жадно по телу.

Она чувствует что-то влажное на щеках, на губах.

Слезы.

Его слезы.

Она сжимает ладонями его лицо.

– Почему ты плачешь?

– У меня было такое чувство, будто я тебя потерял.

– Ты не потерял меня, Джейсон. Я здесь, малыш. С тобой. Я – твоя.

Он раздевает ее в темноте спальни, а она думает, что никогда и никого не хотела так отчаянно, как его сейчас. Злость и раздражение ушли. Сонливость рассеялась. Дэниела как будто вернулась в тот день, когда они впервые занимались любовью у нее в лофте. Бактаун мерцал за огромными окнами, и она приоткрыла их, чтобы впустить бодрящего октябрьского воздуха, и вместе с ним в комнату проникли голоса людей, возвращающихся домой из баров, далекий вой сирен и гул машин громадного отдыхающего города – притихшего, но не умолкнувшего до конца, не отключившегося полностью, лишь сбавившего обороты до уютного, успокаивающего ворчания.

На пике экстаза Дэниела изо всех сил старается не вскрикнуть, но сдержаться не получается. Ни у нее, ни у Джейсона.

Сегодня не получается.

Потому что сегодня что-то изменилось. Изменилось к лучшему.

Нет, они не были несчастны эти несколько последних лет. Даже наоборот.