Водяных птиц мало, только нырки, орлы-рыболовы да зимородки. Издали до нас доносился писк пары ибисов. Стаи попугаев свистели и кричали на все лады, точно желали пробудить дремучий лес от тяготеющего над ним безмолвия; в этом помогали им козодои, цапли и мелкие ткачики. Насекомых, мух и мотыльков было бесчисленное множество.

12 июля. Пустились в путь в 6 часов 30 минут утра; караван вышел по обыкновению раньше, чем вельбот и конвоирующая его пирога; но как ни тихо мы шли водой (не более 3 км в час), мы все-таки вскоре перегнали его.

В 10 часов утра мы встретили молодого туземца, спускавшегося вниз по реке на каком-то обломке пироги. Он с большой легкостью перепрыгнул к нам на вельбот и начал болтать очень мило. Он сказал, что ему пятнадцать лет, а зовут его Бакуля.

Через час мы вступили в нижнюю оконечность длинного изгиба реки; по обоим берегам ее рассыпано множество деревень. Юный проводник, свалившийся точно с неба, мимоходом называл нам их поочередно: Банданги, где мы остановились для полдника и отплыли дальше в 2 часа пополудни, Ндумба, затем длинный ряд деревень, населенных племенем баналийцев. Все хижины были пусты. В течение одного часа гребцы довезли нас до другого конца речного изгиба.

Мы вышли на берег в числе 40 человек, но все-таки чувствовали себя ничтожной горстью людей в этом пространном и безмолвном городке. Я насчитал тут до 13 селений, из которых в одном оказалось 180 хижин. Если положить на все протяжение речного изгиба 1 300 хижин и в каждом жилище предположить только по 4 обитателя, то наберется 5 200 человек населения.

Авангард наших пешеходов пришел в 5 часов 30 минут, и вслед за тем разразилась сильнейшая гроза с молнией и страшными раскатами грома – как и следует ожидать в этой атмосфере, до того насыщенной парами, что даже солнца почти не видать из-за вечного сероватого тумана. И в небесах, и повсюду кругом, на леса, на деревни, на реку стремглав летели пламенные стрелы молнии, бороздившей густые, тяжелые, медлительные тучи, которые так давно скоплялись над нашими головами и вот, наконец, разразились дождем. Однако этой бешеной энергии сосредоточенного электричества было недостаточно для того, чтобы очистить атмосферу и дать людям полюбоваться синевой небес и наслаждаться благодетельными лучами солнца. Мы четыре часа кряду были свидетелями этой ужасной суматохи, но мы сами были в безопасности в жилищах баналийцев и о судьбах каравана не беспокоились; наши люди занимали Банданги на другом конце изгиба и каждую минуту стреляли, чтобы дать нам знать, что все благополучно; мы же, более бережливые на средства, отвечали им только звуками рогов.

Такое многочисленное народонаселение, конечно, не может обойтись без обработанных полей; и точно, мы нашли маниок, бананы, кукурузу, сахарный тростник и огороды. Я велел стоять тут лагерем до 15-го, тем более что грозовым ливнем слишком вымочило почву.

В 9 часов вечера я услышал голос Нельсона, который заказывал котлетку и кофе! Я заключил из этого, что арьергард присоединился к нам. Котлетами на сей раз послужили нам лепешки из кассавы, пара печеных бананов, блюдо вареных овощей да чай или кофе. Невозможно было достать ни козы, ни курицы, никакой дичи, четвероногой или пернатой. Мы видели до сих пор двух крокодилов, одного гиппопотама, но ни слона, ни буйвола или антилопы, ни даже кабанов, хотя помет их встречается очень часто.

Иначе и быть не могло при том шуме и гаме, которые производил караван: пионеры кричали, перекликались, топоры стучали, листва шелестела, сучья хрустели, падающие деревья ломались с треском и грохотом, а люди на ходу голосили на все лады, – разговоры, хохот, споры, жалобы и восклицания не прекращались ни на минуту. В густом подлеске шагу нельзя было ступить без борьбы с лианами и всякой растительной путаницей, которую подрезывали ножами, рубили топорами и сечками, так что если бы даже люди шли молча, одного шума, производимого истребительными инструментами, было бы достаточно, чтобы напугать и разогнать зверей. Впрочем, лесная чаща была так густа, что если бы они и были в нескольких шагах от нас, мы не могли бы разглядеть их в непроницаемой массе зелени.

Я воспользовался досугом, чтобы посетить острова поблизости от Банданги. На одном из островов оказались громадные кучи устричных раковин, из них одна имеет 18 м длины, 3 м ширины и 1 м высоты. Можно себе представить, какие здесь пикники задавали себе древние туземцы и сколько же времени прошло с тех пор, как тут вскрыли первую устрицу! На обратном пути я заметил в другом месте слой таких же раковин, уже на целый метр затянутый наносной землей.

Юный Бакуля поведал мне много интересного. Внутри материка к северу живут бабуру, резко отличающиеся от других племен. Вверх по реке, на расстоянии 30 дней ходьбы, обитают карлики высотой в 60 см и с длинными бородами. Бакуля побывал однажды у порогов Панга, где река образует водопады высотой с самые высокие деревья. Племена левого берега называют реку Арувими «Люи», между тем как у бабуру правого берега река известна под именем «Люали», и т. д. и т. д. Бакуля оказался необыкновенно хитрым мальчиком: он чистокровный людоед и с величайшим наслаждением поел бы человеческого мяса. Но он превосходно играл роль и по врожденному гаерству сумел вести себя вполне прилично в новой среде, куда попал совершенно случайно; если бы все туземцы придерживались политики этого мальчика, наше путешествие в этой стране могло бы быть очень легким и приятным. Я полагаю, что они все так же искусны и хитры, как Бакуля, но таких отважных мало.

Из деревни вождя Бамби, племени баналийцев, мы тронулись в путь водой и сухим путем 15-го числа и направились к селениям бунгангетов. Утро туманно и пасмурно, тяжелые облака нависли низко. Я смотрел на темную реку, бесшумно катившую свои воды между двух зеленых стен, служивших ей высокими и неприступными оградами, и думал, что эта местность благоговейно ожидает трубного гласа цивилизации, которая и ее призовет в свою очередь послужить общему делу человечества.

Я сравнивал выжидательный характер этого момента с той глубокой тишиной, которая предшествует рассвету, когда вся природа спит, когда теряешь сознание времени, когда бурные страсти кажутся потухшими, а безмолвие так полно, что кажется, будто слышишь биение собственного сердца, и мысли самые сокровенные как будто слишком громко звучат в душе. Когда на востоке начинает сереть и белеть, заря занимается и в воздухе чуется дыхание невидимой жизни – все тогда проникается светом, все пробуждается, дышит, поет и вся природа выходит из своего оцепенения. Но здесь еще ничто не шевелится: дремучий лес остается недвижим и река все так же беззвучно протекает мимо. Подобно спящей красавице, африканская природа спит с незапамятных времен, но не стареет, она стара, невероятно стара, а все-таки она спящая красавица-дева.

Трудно себе представить, какие громадные пространства плодородной земли могла бы эта страна предоставить обработке. Правда, по берегам реки население довольно густое, но земля далеко не везде обработана. Лес немного расчищен в ближайших окрестностях поселков, насажено несколько гектаров маниока; иногда в лесу сделана просека в виде кратера, более или менее обширного, среди которого ютятся дрянные хижины, обитаемые дикарями, – и только.