Но все-таки у Макара был маленький козырь - тот самый устный договор, который они заключили с Ромео. Совершенно спокойно можно было отправиться к часовне. Конечно, дальше он не пойдет - как и договаривались, будет обследовать только "свою" территорию. Правда, Соня просила его никуда в одиночку не ходить... Но он и не пойдет один. Надо же и ей где-то рисовать свои пейзажики! А более красивого места, чем склон холма у часовни, и представить невозможно.

К тому же оставалась еще одна тайна: гудящий звук, который раздавался в часовне в полночь. Если не разгадать эту тайну в ближайшие дни, когда в двенадцать часов не совсем темно, потом это сделать будет сложно. В полной темноте не очень-то захочется даже приближаться к часовне!

Соня долго не соглашалась на то, чтобы Макар применил свою рогульку в усадьбе.

- Там уже есть искатели, - говорила она. - Вряд ли им понравится, что еще и ты там будешь ходить с рогулькой. Тем более что получается, будто ты пользуешься их методом... По-моему, это может обернуться неприятностями.

Макар горячо доказывал, что он договорился с "воспитанным" Ромео, что ходить к часовне имеет полное право, а насчет рогульки... Тоже мне, ноу-хау! Даже мама сказала, что этим методом они пользовались еще в свои студенческие годы. Так что метод этот - общий, и им может пользоваться любой человек.

Самым неожиданным для Макара явилось то, что в уговорах Сони пойти в усадьбу ему помог... Клюв!

Он появился совершенно неожиданно, в то время, когда мама как раз пошла к соседям за молоком. Соня читала, Макар тренировался с рогулькой, Ладошка на огороде наблюдал, как растет его любимый горох.

- Здравствуйте, самые послушные в мире дети! - воскликнул Клюв, входя во двор. - Вот, наверное, настоящее счастье для родителей!

- Почему это вы так решили? - спросил Макар. - С чего вы взяли, что мы послушные?

- Ну как же, - улыбнулся Клюв, - сидите дома, читаете, занимаетесь своими делами. А воздух и здесь хороший. Незачем шляться по окрестностям, как местная шпана.

- Да мы тоже шляемся, - ответил Макар. - Когда нам хочется. И куда хочется, - добавил он, вспомнив предупреждение художника.

- И правильно, здесь бояться нечего, - кивнул Клюв. - В Москве, уверяю вас, больше опасностей на каждом шагу. Машины, хулиганы всякие... А здесь тишина и покой. И пейзажи, ах, какие пейзажи! Так бы и писал их с утра до позднего вечера. Кстати, - обратился он к Соне, - я хотел бы посмотреть твои работы. Видел тебя с мольбертом. Приятно встретить коллегу. Признаться, кое-какими секретами, которые открылись мне в живописи, я готов поделиться. Смешение красок, правильная грунтовка... Секреты перспективы, наконец! Здесь такие пространства, что без этих секретов их просто невозможно поместить на картине.

Соня захлопала ресницами:

- Да, действительно, очень трудно рассчитать перспективу... Я не привыкла к таким просторам. В Москве совсем другое дело.

- Вот я и говорю, что надо больше бывать на пленэре! Надо, надо тренировать глаз и руку, без этого художника не бывает. Вообразить можно что угодно, но практика - великое дело. Нельзя сидеть дома! Поэтому приглашаю вас на прогулку. Прекрасная, как русалка, девочка усовершенствует свое мастерство живописца, а молодой человек с таким чудным именем и с такими выразительными веснушками продолжит свои поиски.

Макар от удивления чуть не выронил рогульку, которую он на всякий случай спрятал за спиной. Странно: то пугал, что не надо ходить на прогулки, то сам приглашает! И как он узнал о том, что Макар хочет продолжить поиски?

Мама удивилась не меньше.

Когда она вернулась и узнала, что дети ждут ее лишь для того, чтобы получить разрешение на прогулку с художником, она даже забыла заставить Ладошку выпить теплого парного молока. Его всегда надо было заставлять - не любил он это занятие, в отличие от Нюка. Хонорик набросился на молоко так, что даже блюдце задрожало и молоко заколебалось под частыми движениями его язычка. А Ладошка хитро отодвинулся в сторону от стола. Так его чашка и осталась нетронутой.

- Помнится, Григорий Григорьевич, - удивленно вскинула брови мама, вы настойчиво рекомендовали нам не гулять по окрестностям. Что-то изменилось с тех пор?

- Что вы, уважаемая Александра Александровна, - смущенно закашлялся Клюв. - Какие рекомендации? Я допустил некоторую бестактность и приношу свои извинения. Люди свободны как птицы и могут гулять и летать, где им вздумается. Кстати, я как раз и хочу этой прогулкой загладить свою вину перед вами. Я посмотрю Сонины работы, покажу ребятам дворец, склоны этого чудесного холма. Вы не возражаете?

Мама колебалась, это было видно по ее нахмуренному лицу.

- Вообще-то это выглядит так, будто вы сначала запрещаете нам гулять, а потом милостиво разрешаете, - как бы раздумывая, проговорила она. - А мы не гуляли лишь потому, что муж уехал на время в Москву. Но ладно, Григорий Григорьевич, даже странно вести такие продолжительные разговоры на эту тему, так ведь? Спасибо за приглашение, идите гуляйте. Возьмите и Ладошку знаете, мои дети любят гулять вместе.

- И Нюка! - подсказал Ладошка. - Я его в клетке понесу.

- Пойдем всем-всем дружным коллективом! - заулыбался Клюв. - А вы, Александра Александровна?

- Это уже будет целая толпа. - Мама покачала головой. - Да и работы много. Мы ведь ездили по дальним деревням, видели несколько настоящих старинных праздников... Теперь мне надо зафиксировать впечатления.

Зрелище было что надо! По узкой тропинке вдоль изгороди - заросли травы позволяли идти только друг за другом - двигалась странная процессия. Григорий Григорьевич с мольбертом, Соня с мольбертиком, Ладошка с клеткой на плече, а чуть впереди этой колонны двигался Макар - конечно же, с неизменной рогулькой, словно проверяя безопасность тропинки.

На всякий случай он захватил с собой и оружие - баллончик и петарды. Ну, и ножик: Макар собирался вырезать из лозы еще одну рогульку. Почему-то казалось, что свежевырезанная - более чувствительная. Во всяком случае, хотелось иметь хотя бы две, чтобы сравнивать их в работе.

- Помните, здесь стог сена сгорел? - спросил Григорий Григорьевич, когда они вышли на луг.

Еще бы! Макар это хорошо запомнил.

- Есть у меня один подозреваемый на примете, - сказал художник. Хулиганистый мальчишка.

- Я тоже был подозреваемый, - проворчал Макар. - Это еще доказать надо.

- А он признается, - сказал Григорий Григорьевич. - Я у него вежливо спрошу, и он все расскажет.

- А зачем вам это надо? - спросила Соня. - Вы что, следователь?

- Почему следователь? - улыбнулся художник. - Просто считаю, что всегда должна торжествовать справедливость. Иначе жизнь теряет смысл. Если кто-то совершил пакость, а люди думают при этом на невинного человека, какая же в этом справедливость? Нет, ребята, даже не отговаривайте меня, я обязательно попрошу его признаться.