В нормальных обстоятельствах я признаю, кто я такая. Мне нравится шалить и безумствовать время от времени, и когда такое случается, то обычно связано со спиртным. Я не сажусь пьяной за руль, не трачу деньги на выпивку и наркотики. Не транжирю полученную зарплату на то, чтобы забить всю тележку в супермаркете бутылками виски, как Николас Кейдж в «Покидая Лас-Вегас»[31], и иногда о моих шалостях «Фейсбук» извещают либо моя же собственная глупость, либо глупость моих друзей. Как правило, стыдного в том бывает лишь чуть-чуть, и мы потешаемся еще не один месяц. Зато вот несколько дней назад в припадке безумия я решила направить предложение задружиться в «Фейсбуке» матери Картера и еще нескольким членам его семейства. Сказать правду, как только я приближаюсь к социальной сети, всякий раз кто-то должен надзирать за мной, то есть некий вполне реальный человек, чьей единственной заботой будет сидеть рядом со мной и приговаривать что-то вроде: «НЕ НАДО выкладывать этого», «Вам надо серьезно отнестись к тому, чтобы снять свой ярлык с той фотографии», «Нет, «елда» не рифмуется с «вкуснота», а вы, когда пьяны, не так-то сильны в поэзии, сколько бы вас ни уверяли в обратном», «В голове у вас этот коммент сложился куда лучше, чем он будет восприниматься под ее фото. И уж, во всяком случае, «блять хуесосусчая» пишется совсем не так».

Несколько минут шел разговор ни о чем, по завершении которого Мэйдлин с Чарльзом заманили к себе Гэвина и принялись портить его, позволяя заказывать все, что он ни пожелает из меню, даже если это пять разных десертов. Картер встал у меня за спиной и обхватил руками за талию. Я обратила взгляд на Дрю и только что не завизжала на него:

– За каким чертом мне надо проверять «Фейсбук»?! Что ты мне позволил натворить?!

– Ну, прошлой ночью в нескольких постах могло быть пущено в ход слово «влагалище», – с серьезным видом сообщил мне Дрю. – А также еще кое-какие слова, каких даже я прежде не слыхивал.

Грудь Картера вжимается мне в спину, и я чую, как в ней громыхает смех.

Трясу головой, отрицая сказанное, а у самой душа напрочь в пятки ушла, когда поняла, что прошлой ночью я фейсбучила пьяной в хлам.

Как он может оставаться спокойным? Один бог знает, что я отчубучила и что его мать, может, уже видела.

– Чего ж удивляться, что я твоей маме не очень-то глянулась, – делаю вывод я.

– Не-а, не принимай это близко к сердцу, – утешает меня Дрю. – Мэйдлин Эллис родилась с занозой в заднице.

– Это правда, что было, то было, – согласился Картер. – И мои любят тебя, так что перестань.

Несколько минут спустя приехали Лиз, Джим и мой Папаня, познакомившись с родителями Картера, они направились прямо к нашей маленькой компании.

– Так, поскольку ты все еще жива, могу предположить, что либо мама Картера еще не читала свою страничку в «Фейсбуке», либо у нее и вправду отличное чувство юмора, – со смехом говорит Лиз.

От, боже ж мой. Опять! Нет, рассылаю приглашения новым друзьям.

– Меня в таком состоянии даже и не очень-то близко нельзя подпускать к «Фейсбуку». Народ, что с вами стряслось? – воплю я громким шепотом, чтоб мой истеричный вопль не долетел до слуха родителей Картера, сидящих за столом возле кухни и в данный момент разъясняющих Гэвину, для чего нужен каждый столовый прибор и как укладывать салфетку на колено.

О, Иисусе. Какие у них манеры! Они умеют себя вести, и они все такие правильные, и знают, какой вилкой следует пользоваться, а я вчера ночью вывалила на их страничку в «Фейсбуке» кучу ругани.

– Ребят, вы, когда вчера в загул отправились, ее к интернету близко подпускали? Джим-то должен был получше знать. Сколько раз она таскала твой мобильник и влезала на твою страницу в «Фейсбуке», чтобы поведать всем, как тебе нравится объедать пьяненьких шлюх? – спрашивает, посмеиваясь, Папаня.

– Джордж, я бы на вашем месте не смеялся. Помнится мне, она как-то сменила ваш статус, написав: «Может мне кто-нибудь сказать, что означает синеватое выделение из члена с запахом яичного салата?» – напоминает ему Джим.

– Так кто эту гадину подпустил к телефону? – задает вопрос мой отец.

Чувствуете, какая любовь? Чувствуете? Ощущение почти такое, будто у меня ногти на пальцах ног вырывают.

– Ну, поначалу-то мы соображали, что надо забрать у нее смартфон для ее же собственной безопасности и безопасности окружающих. Но, когда она лепила трафарет «Плеваки – те же макаки»[32]на фотки всех до единого родичей Картера в своем фотоальбоме, тут уж стало слишком забавно, чтоб на том останавливаться, – смеется Дрю.

От, едрена-печь.

Смутно припоминаю: пока в четвертой забегаловке Картер покупал в баре бутылку вина, я рассказала всем историю, как его кузина Кэти сделала одному парню в колледже минет и захлебнулась его молофьей. Эту самую историю она сама мне поведала несколько дней назад, приняв мое приглашение задружиться в Сети, и взяла с меня слово хранить это в тайне. Да, понимаю: сведения очень личного характера, чтоб делиться ими с человеком едва знакомым, но мы ж в «Фейсбуке» очень быстро сходимся, и что я могла сказать? Могла бы предложить: если я раскрою кому бы то ни было ее глубокую, темную тайну, то пусть она мне голову обреет наголо.

Дважды едрена-печь.

– Мне, надеюсь, не придется слушать связанную с этим историю про мою кузину, или как? – спрашивает Картер, а я по-журавлиному кручу шеей, чтобы увидеть, что за гримаса у него на лице.

– Наверное, нет, – лепечу я и вновь перевожу взгляд на Лиз: – Отдай мой телефон. Ну! – требую я, протягивая к ней руку.

Ну конечно же, именно сегодня сдох аккумулятор моего мобильника, а зарядку, мать ее, я оставила дома.

Лиз вынимает из сумочки свой айфон и шлепает его в мою раскрытую ладонь. Я ввожу его в дело быстрее, чем жирдяй-карапуз расправляется с куском торта, быстренько щелкаю по иконке «Фейсбука» и вхожу в свой аккаунт.

– Мать твою, едрена-печь, – шепчу я, когда символ-глобусик вверху экрана уведомляет, что у меня шестьдесят пять новых сообщений.

Лиз становится рядом и заглядывает мне через плечо.

– А‑а, не дрейфь. Большая часть – это попросту твои ответы на собственные посты с моего аккаунта. Вчера ночью, что и говорить, ты себя здорово нахваливала.