— Ну-ну-ну! — сказал старик, нахмурившись. — Перестань-ка. Посмотри на меня. Я нарочно сегодня пришел, чтобы помочь твоей госпоже. Я ведь знаю, что с ней. И с твоим отцом.

Илюша удивленно заморгал, глядя на старика. А тот помолчал и добавил:

— Не думай плохо о своей госпоже… Не она это сейчас в замке, а ее призрак.

С трудом подбирая слова, он попытался объяснить ребенку то, что знал сам и что его беспокоило.

— Видишь ли… Принцессу пытались излечить от болезни, вызвав из вечности ее смертную тень. Такая у каждого человека есть. Болезнь прокрадывается в душу, и, чтобы изгнать ее, нужно разделить надвое эту субстанцию… Смертная тень — именно в ней таится все злое, все болезни и… — Старик умолк, качая головой. Потер лоб и продолжил сбивчивые объяснения: — Но вот что получилось: тот знахарь — колдун, который взялся за это… В общем, он ошибся… А теперь она меня не послушает! Да и никто! — поморщившись, воскликнул он и ударил рукой по прутьям решетки так, что железо зазвенело.

Илюша вздрогнул и отшатнулся. Незнакомец опомнился.

— Послушай-ка, — сказал он, придвигаясь ближе к Илье. — Ты можешь вызволить и отца, и госпожу. Надо как можно скорее сжечь колдовскую вуаль. Только надо поспешить, пока призрак не укрепился в нашем мире. Тень убивает других, чтобы самой становиться сильнее. Вот почему твой отец заболел. Понимаешь?

— Дедушка, ты колдун?

Илюша глянул в глаза старику — они искрились то ли от слез, то ли от гнева. Рука, которой бродяга вцепился в прутья решетки, подрагивала, перебирая пальцами воздух — будто это была не рука, а живое насекомое-многоножка, желающее оторваться и убежать, чтоб зажить собственной, отдельной от хозяина, жизнью.

Внезапно вверху захлопали крылья — с неба спустился черный ворон и сел старику на плечо. Беззвучно раскрыв клюв, уставился на Илюшу, зловеще поблескивая черными бусинками глаз.

— Ты ведь любишь отца и принцессу? — спросил старик, прищуриваясь.

Илюша кивнул. Сердце его дрожало и щекотало грудь, как мотылек, когда он пойманным бьется в кулаке, размазывая пыльцу и ломая крылья.

* * *

— Молчит?

— Молчит. Даже чаю не выпила!

Высокая кругленькая Глаша в аккуратном белом фартучке поверх полосатого ситцевого платья спускалась по лестнице, держа перед собою поднос с посудой. Она шла из апартаментов принцессы.

Тугие Глашины щеки подрагивали от досады, и возмущенно звякали белые чашки и блюдца с бисквитами, ударяясь друг о друга и о фарфоровый чайник на подносе. Другая горничная поджидала Глашу внизу, глядя на нее с сочувствием.

Илюша выбрался из своей комнаты, так чтобы его никто не заметил, пробежал по коридору на цыпочках и спрятался возле лестницы. Затаился. Он ужасно боялся. Больше всего — что не справится. Или что кто-нибудь нечаянно помешает ему.

Когда девушки ушли, и все кругом стихло, Илюша пробрался в другую часть дома и встал под дверью возле комнаты принцессы.

Ни стука внутри, ни шороха. А дверь не заперта — между двумя створками тоненький просвет.

Задержав дыхание, Илюша положил руку на холодную латунную ручку и нажал.

Дверь отворилась. Мальчик ступил на порог.

Внутри комнаты царил полумрак.

Высокие окна, наглухо закрытые ставнями и занавешенные бархатными портьерами, не пропускали внутрь даже тусклый вечерний свет. Черная тафта на зеркалах у камина и на туалетном трюмо принцессы показалась Илюше густой паутиной, сплетенной каким-то гигантским тарантулом. В энциклопедии Брокгауза и Ефрона Илюше приходилось читать о смертоносных ядовитых арахнидах.

Если б не огонек, пляшущий на дровах в камине, мрачную комнату принцессы можно было бы принять за подземную пещеру или кладбищенский склеп.

Трепеща, Илюша шагнул через порог.

Принцесса лежала на оттоманке, вытянувшись, прямая и черная. Издалека она походила на манекен. Вуаль дымным облаком лежала на ее лице.

Илюша, обмирая от собственной храбрости, кинулся вперед. Сорвал ненавистную черную вуаль с лица безжизненной куклы на оттоманке и прыгнул к двери.

Позади раздался злобный визг. Принцесса вскочила и бросилась за мальчиком.

Внезапный сквозняк захлопнул двери прямо перед носом Илюши. Он вскрикнул и еле успел увернуться от настигающей погони.

Подбежав к камину, мальчик швырнул в огонь колдовскую вуаль, а сам забился в щель между стенкой и резным зеркальным трюмо в углу.

Огонь вспыхнул, по комнате пролетел вздох — тоскливый и мучительный, что-то трескуче зашуршало — словно на паркет высыпали песок из мешка. Из камина вырвалось черное вонючее облако… Илюша вдохнул едкий запах, и — в глазах у него потемнело.

Будто в ночном кошмаре, он смотрел, не имея сил бежать, на облако дыма — как оно вытягивается, утончается и по-змеиному заползает в дымоход, душит теплый оранжевый лепесток пламени.

Огонь погас, и комната утонула во мраке. Илюша зажмурился, сжался в комочек…

И вдруг — с улицы донесся знакомый заливистый звук клаксона. Гудок и пофыркивание мотора развеяли дремоту печального замка.

Это придало сил Илюше: он поднялся и выбежал из комнаты. Пронесся по темному коридору вниз, по лестнице, мимо часов, в холл, где слуги уже обступили деловитую стройную автомобилистку в сером английском платье.

Она сняла шляпку и знакомо тряхнула головой, поправляя волосы. Когда горничная Глаша увидела лицо дамы, она побледнела и, не удержавшись, вскрикнула от изумления.

Женщина в английском костюме была Евгения Максимилиановна, хозяйка замка, принцесса Ольденбургская.

Но тогда кто же была та, другая? Которую всего полчаса назад Глаша оставила в апартаментах принцессы?

Ошарашенные слуги замерли в ужасе.

Один только Илюша не испугался. Подбежал и радостно уцепился за теплую, пахнущую бензином маленькую руку в лайковой перчатке.

— Принцесса, принцесса! — кричал он с таким восторгом, что принцесса засмеялась, глядя на него. Щуря близорукие добрые глаза, она обняла Илюшу и погладила его по взъерошенным волосам.

— Здравствуй, здравствуй, малыш! — сказала она, улыбаясь.

* * *

Несмотря на рано утраченное здоровье, великая княжна дома Романовых Евгения Максимилиановна, урожденная герцогиня Лейхтенбергская, по мужу — принцесса Ольденбургская — пережила и своего мужа, и почти всю свою родню. И даже собственную страну, разрушенную революцией 1917 года.

Евгения Максимилиановна скончалась далеко от родины, в Канаде, в эмиграции, в возрасте 85 лет. Никто не думал, что эта болезненная женщина сумеет прожить столь долгую жизнь.

Как ей это удалось? Никто не знает.

Один лишь Рамонский замок, когда-то построенный принцессой, оказался долговечнее своей хозяйки.