– Вы знали, что она живет у него? – спросил его Фима каким-то неестественным фальцетным голосом.

– Да, конечно, знал. Он приезжал ко мне…

Мы с Фимой переглянулись, как заговорщики. Получается, что мы почти попали в точку, предполагая этот вариант.

– Расскажите все, что знаете о том времени, что ваша жена жила с ним… Вернее, у него, – поправив себя, потребовал Костров.

– Все, что она рассказала вам, – Туманов посмотрел на меня, – чистая правда. Она вообще не умеет врать. Она такой человек, если хочет что-то скрыть, то просто отмалчивается. Так было и с ее любовью к этому парню, Герману…

– Фамилия? – влез Фима.

– Чердынцев. Герман Чердынцев.

– Продолжайте.

– Да что тут продолжать… Моя жена влюбилась в совсем молодого парня, оператора, который снимает животных, часто бывает в длительных командировках, а Ольга в его отсутствие просто сходила с ума, ей казалось, что он бросает ее… Раз бросил, другой… Я даже справки о нем наводил, выяснил, что он действительно оператор и все его командировки связаны с его профессией, но она ему почему-то не доверяла.

– А как вы сами-то терпели все это? – не выдержал снова Фима. – Все-таки она была вашей женой. И еще: такое в вашем браке с ней случилось впервые или?…

– Впервые. Понимаете, она младше меня намного, я ее совсем юную взял в жены, и она, как мне казалось тогда, была в меня влюблена. Но потом я понял, что никакая это не любовь, а скорее желание обрести в моем лице отца. Да-да, это действительно так. Отец их с матерью бросил, когда Оле было три года, а мать ее умерла пять лет тому назад. И она, я думаю, на подсознательном уровне искала себе человека, покровителя, словом, такого мужчину, который смог бы ее защитить, беречь, взять под свое крыло. Вот поэтому она вышла за меня замуж. И мы, надо сказать, первое время хорошо жили. Говорю же, я думал, что она любит меня. А потом появился этот Герман. Оля тогда уже нигде не работала, сидела дома, ходила по выставкам, путешествовала, и я видел, что ей скучно… И вот однажды где-то в Суздале, кажется, она познакомилась с этим оператором. Он подрабатывал там, что-то снимал… Влюбилась без памяти. Стала пропадать вечерами, а потом несколько раз не ночевала дома во время моих ночных дежурств. Я спрашивал ее, где она была, и она молчала. Я видел, что она страдает, у нее было такое выражение лица… Она чувствовала себя виноватой передо мной. И тогда я спросил ее прямо: у тебя кто-то появился? Она кивнула. Я начал расспрашивать. Возможно, тогда я вел себя действительно как ее отец, я переживал за нее, боялся, что ее обидят. Она же красавица, сами видели… – Горькая улыбка появилась на его лице.

Вы даже не представляете, что происходило со мной в те дни. Я совсем потерялся. Растерялся. Не знал, как себя с ней вести. Другой, думаю, устроил бы скандал и все такое. Но я же видел, как она страдает. Я и сам страдал в свое время, когда только встретил ее, когда влюбился, как мальчишка. И тоже целыми днями стоял под ее окнами, смотрел на них и ждал, когда в них появится ее силуэт. Писал ей какие-то письма, записочки, потом, узнав ее телефон, писал сообщения, какие-то дурацкие открытки, цветочки… С ума сошел! Я, взрослый мужик! А что говорить тогда про нее?

– Что было потом?

– В одно прекрасное утро она вернулась – глаза горят, сияют! Она была такая счастливая! Не знаю, поймете ли вы меня, но я готов был все это терпеть, лишь бы она была счастлива. Больше того, я спросил ее, может, она хочет расстаться со мной и переехать к этому парню? И знаете, что она мне ответила? Нет, не хочет! Вернее, не может, потому что он к этому, видите ли, не готов.

– Понятно, он не собирался ей, видимо, делать предложение… – вздохнул Фима, купающийся в семейном счастье.

– Да он вообще не относился к ней серьезно. Да, возможно, он был увлечен ею, все-таки оба молодые, красивые… Но никаких планов на совместную жизнь у него явно не было. Для него прежде всего была важна карьера, я же наводил о нем справки. И в какой-то момент он собрался и отправился в свою Африку… потом в Южную Америку. Они снимают фильмы о животных. А Оля страдала. Потом, когда он вернулся, он ей просто не открыл дверь. И вот она начала, как я называю это, свое бродяжничество. Бродила вокруг его дома, поднималась к нему, звонила, караулила его возле дверей. А если встречала его, то он проходил мимо нее, словно они незнакомы. Это просто убивало ее.

– Потом она пропала, – подсказал я ему.

– Да. Я приехал к этому Герману, долго звонил в дверь, сказал ему, кто я, что я не собираюсь выяснять отношения, что мне нет дела до него и что я не стану его бить, наконец, что меня интересует одно – где Оля. И только тогда он открыл дверь. Знаете, вполне себе нормальный парень. Я уж предполагал всякое, что он наркоман или алкоголик. Но нет, повторяю, нормальный парень. В квартире чисто, вся комната завалена видеоаппаратурой… Он смотрел на меня растерянно, говорил, что ну да, было у него что-то с Олей, но он объяснил ей, что все кончено, что у него дела, поездки, что у него нет на нее времени, что она выматывает его. Он просил ее оставить его в покое. А она не могла без него жить… Идиотская история.

– И что было потом?

– Когда она пропала, перестала отвечать на звонки, я забеспокоился, стал ее искать, обратился в полицию. И вот тогда-то на моем пороге и возник доктор Селиванов. Хороший мужик. Рассказал, как увидел ее случайно на улице… Ну остальное вы знаете. Он приехал, чтобы попросить меня забрать свое заявление из полиции, сообщил, что Ольга жива и здорова, что он лечит ее на своей даче. Он показал мне ее фотографии и видео, которые он сделал на свой телефон, чтобы я убедился, что с ней все в порядке. Даже предложил мне поехать туда, к нему, и увидеть ее, но только так, чтобы она меня не видела. Он сказал, что есть еще один вариант – упечь ее в психушку, но она там не выдержит, совсем свихнется. Что ей надо просто все забыть. И Германа, и меня, своего мужа, потому что я ассоциируюсь у нее, опять же, с Германом и всей этой историей.

В сущности, он не рассказал нам ничего нового. Известие о смерти доктора Селиванова потрясло его. Причем, как выяснилось из его реплик, не столько из-за того, что погиб покровитель и доктор его жены, которая к тому же еще и пропала, а из-за того, что не стало просто хорошего человека.

Мы выяснили, что он время от времени отправлял доктору деньги на содержание его жены, конверт привозил его хороший знакомый, поскольку Туманов не знал банковских реквизитов доктора, тот сразу, еще во время их первого разговора, отказался от финансовой помощи. Сказал, что он ни в чем не нуждается. Конверт с деньгами оставлялся просто в почтовом ящике Селиванова.

Вот это любовь так любовь, думал я, удивляясь поступкам нейрохирурга. Разве вообще существует такая любовь? Если бы мне кто-то рассказал подобную историю, никогда бы не поверил.

– Вы не допускали мысли, что между Селивановым и вашей женой могли бы сложиться определенного рода отношения? – спросил въедливый и всех подозревающий Фима, причем точно зная, что этим вопросом он причинит и без того несчастному доктору боль.