– А теперь собираюсь, – солгала я. – Там ты и найдешь останки своего багги.

– Не оставляй меня вот так, – взмолился Купец.

Видимо, у нас с Купцом разные представления о том, что значит «слегка задела».

– Тогда покажись из темноты. Я сделаю это быстро, обещаю.

На мгновение он умолк, повисла напряженная тишина.

Потом он разочарованно гаркнул из тьмы:

– Чтоб ты проржавела, Неженка.

Тревожные сигналы в затылке стали громче. У меня два варианта. Пойти за ним в надежде, что на моей стороне преимущество и я сумею выдернуть из его холодного и безвольного тела батарею. Или бросить все и молиться, что я сумею добраться до ближайшего города. Оба варианты были мне ненавистны.

– Сам ржавей, Купец, – сказала я.

Я нажала на акселератор, электродвигатель слегка заурчал, но основной звук исходил от шороха гравия под шинами.

Я положила хлопушку на плечо, рассчитала скорость и высоту и нажала на спуск, послав снаряд по дуге к винтовке Купца. За моей спиной бухнул взрыв, и звук посыпавшегося пластика и металла дал понять, что цель достигнута. Я удалялась слишком быстро, чтобы Купец мог меня догнать.

Теперь мне нужно беспокоиться не о нем.

На горизонте угасало солнце, сгущались сумерки. Света не хватит, чтобы подзарядить запасной аккумулятор.

Я в полной заднице. На этот раз и правда в заднице. Ближайший безопасный город – Ника-14, а по прямой это полночи пути. А если поехать менее рискованной дорогой, избегая мест, где можно устроить засаду и перегородить дорогу, то и целая ночь.

Аккумулятор столько не протянет. Честно говоря, я даже не знала, сколько он еще протянет. Они известны своей ненадежностью, когда заканчивается заряд. Может, у меня есть два часа, а может, и три минуты. Я просто не знала.

А значит, придется бросить собственный багги и надеяться на удачу. Я установила в багги Купца координаты Ники-14 и переключилась с ручного режима на автопилот, зарядила новый снаряд в хлопушку и приготовилась к долгой поездке, в полной уверенности, что могу не добраться. Батарея сдохнет еще до конца поездки. Вопрос в том, что случится после этого? Если я продержусь до утра, если доберусь до Ники-14, тог…

Первая баптистская церковь Вечной Жизни была маленьким, но шумным сборищем на юге Флориды, на границе зоны первого затопления, чуть севернее озера Окичоби, пока его еще не поглотило поднимающееся море. Прославившаяся пылкими выступлениями и яркими актами вандализма, паства, как ни удивительно, состояла всего из шестидесяти четырех человек, четырех больших семей – семь мужей, семь жен и несколько десятков детей, большинство переженились между собой, плюс кучка бродяг, прибившаяся к ним скорее не из-за целей «жизненцев», а из-за напыщенных проповедей пастора. Сама церковь не была похожа на обычную, с витражами и шпилем, а скорее напоминала бетонный бункер с амбразурами. И всего через две минуты после взрыва бомбы в Исаактауне они взяли на себя ответственность за него.

Миллионы – и людей, и ИИ – смотрели трансляцию праздника в прямом эфире, в новостях события снова и снова показывались с разных позиций, анализ произошедшего начался сразу, как только прошел первый шок. Но когда Первая баптистская церковь Вечной Жизни взяла на себя ответственность, она показала совершенно новое видео. Только через час все наконец стали воспринимать этих людей всерьез, но после этого всего за пятнадцать минут их видеоролик распространился как лесной пожар.

Это была съемка праздника, повторяющаяся вновь и вновь, сцена всего за несколько секунд до взрыва бомбы, а на этом фоне паства топала, хлопала и пела возвышенными, радостными голосами: «Мне нужна прежняя религия. Мне нужна прежняя религия. Мне нужна прежняя религия. Мне ее довольно. Мне нужна прежняя религия. Мне нужна прежняя религия. Мне нужна прежняя религия. Мне ее довольно. Мне нужна прежняя религия. Мне нужна прежняя религия. Мне нужна прежняя религия. Мне ее довольно».

Изображение многократно повторялось, но песня – нет. Слышались выкрики «Аллилуйя!» и «Хвала Господу». Потом изображение сменилось прямой трансляцией из флоридской церкви, паства по-прежнему пела, а пастор, Уильям Престон Линч, стоял с триумфальным видом за фанерной кафедрой, с сияющей улыбкой на лице, в то время как на экране за его спиной по-прежнему показывали взрыв с десятка разных точек.

– Величается ли секира пред тем, кто рубит ею? – вопрошал он паству.

– Нет! – отвечали ему хором.

– Пила гордится ли пред тем, кто двигает ее?

– Нет!

– Нет! – выкрикивал он со знаменитой вкрадчивой улыбкой. – Как будто жезл восстает против того, кто поднимает его; как будто палка поднимается на того, кто не дерево! Сегодня, друзья, мы нанесли удар против мерзости, на нас наступающей! Сегодня инструменты поняли, что их место не среди нас, а лишь в кладовке. Там им самое место! Сегодня Господь помог нам затребовать наш мир обратно, прежде чем его у нас отняли.

Паства разразилась бурными аплодисментами, гиканьем и выкриками «Хвала Господу».

– Найдутся те, кто поставит под сомнение наш сегодняшний поступок, но они идут не в ногу с историей, они идут против Господа. Война, на которую призывал нас Господь, уже близка, и история восславит нас как победителей, как героев грядущих времен. Давайте же помолимся!

И они стали молиться. И снова петь. И танцевать. А потом опять смаковали свою победу, перед тем как выключить камеры, опубликовать видео и занять позиции, приготовившись к неизбежному потоку дерьма, который их накроет. Они были готовы. Они считали себя мучениками и жаждали умереть за свое дело.

Но только мучениками они не стали бы.

Они знали, что реакция правительства будет быстрой и решительной. А как же иначе. Но ИИ никак не могли отомстить. У них же были Выключатели. И эти Выключатели среди прочего ставили их ниже людей, превращая в рабов. А рабы не могли и пальцем тронуть паству этой церкви. Ни в отместку, ни для предотвращения нового Исаактауна.

План «Вечной жизни» был простым, но элегантным, и разработан заблаговременно. Раз в Исаактаун не допускали людей, то и говорить о настоящих погибших не приходится. Правительство заявит, что убийство получившего гражданство ИИ – все равно убийство. Церковь возразит, что ИИ – не люди и не защищены конституцией, а значит, нападение на Исаактаун – всего лишь крупнейший в истории акт вандализма, вандализма против ничейной собственности, то есть и не собственности вовсе. То есть и карать за это нужно не строже, чем за кражу кораллов с морского дна. Они хотели довести дело до Верховного суда, тогда-то люди и добились бы справедливости. Со всей страны стеклись бы ополченцы, чтобы принять участие в самом большом противостоянии в США со времен Гражданской войны. Дело обещало быть великолепным.

Возможно, так и было бы, если бы первыми до церкви не добрались шесть трудоботов С-серии, они пришли без провожатых со строительства моста неподалеку.