Но я-то здесь…

Катя с вызовом глянула на ведьму-патологоанатомшу.

Та прошествовала к одной из дверей, ассистентка набрала код на электронном замке. Стальная дверь клацнула и…

Лишь мельком Катя увидела совсем маленькое тесное помещение – стол с хирургическими инструментами, а рядом – оцинкованный стол, на котором уже лежала странная громоздкая масса из шуршащего полиэтилена.

Крылья…

Голые белые женские ноги…

Невзрачный человечек, закончив умывание, нацепил прозрачную защитную маску и прошел в бокс, прямо к столу с трупом.

Из бокса так и дышало ледяным холодом – в крохотном помещении работал могучий кондиционер. Но не было ничего привычного – ни громкой связи, ни стекла из крепкого пластика, чтобы было видно работу патологоанатомов.

Ассистентка вышла и закрыла дверь, сработал электронный замок. Ее шаги в пустом коридоре…

Катя и Мухина остались снаружи одни.

– Место какое-то нереальное, – сказала Катя. – И не морг это, не похож.

– База строила как помещение для себя, – ответила Мухина. – Используется порой и как городской морг для экстренных случаев.

– Зачем такие двери, такие замки?

– Когда строили все это, и тогда… да и сейчас… – Мухина оглядела стены, потолок бункера. – Никто не знал и не знает, что можно привезти сюда оттуда.

– Откуда?

– Из космоса, с орбиты, со станции.

– В смысле вируса, что ли? Инопланетного вируса? – спросила Катя. – Это карантинное помещение? Боксы карантина?

– И карантина, и вскрытия медицинского, экспертизы. И дело не в иных планетах, хотя… Космос… Здесь, на базе, по поводу космоса никогда не шутят. Насчет вирусов – они же не знают… Не знают даже, как поведет себя на МКС вирус обычного гриппа, разные его штаммы. Что, если мутируют? Насморк у приземлившегося экипажа – а потом трах! Что-то глобальное. Так что все здесь, на всякий случай, и было, и есть. А мы тут своих покойников в тишине вскрываем до поры до времени.

– А кто этот, с мыльной щекой? – спросила Катя, кивая на дверь. – Из министерства?

– Из министерства. Это Крапов, полковник Крапов из УУР.

– От отдела серийных убийств рожки да ножки остались.

– Он куратор из управления розыска. Не много пользы мы от него видели за эти годы, – сказала Мухина. – Но организовать работу он умеет. Все привезут в срок, все экспертизы проведут в срок на Расплетина, не задержат. И на том спасибо.

В это мгновение, словно в ответ на ее слова, дверь бокса-прозекторской открылась, и выкатилась железная каталка с аккуратно запакованными в прозрачный пластиковый мешок больших размеров всеми кусками пленки – крыльями. В отдельный пакет был упакован жуткого вида черный мешок – тот самый, с кругами-глазами из пластика. Тут же появилась ассистентка, приняла каталку, не заходя в бокс.

Труп несчастной Натальи Демьяновой раздели. Освободили от главной составляющей страшного перформанса.

– Все на экспертизу, пусть забирают сразу, – распорядился полковник Крапов.

Подошел сотрудник розыска – откуда появился, из стены, что ли, вылез оштукатуренной? И забрал каталку у ассистентки.

– Как и в прошлый раз, следы автомобильного лака и на ткани, и на пластике, – громко сказала патологоанатом из недр бокса.

Катя и Мухина проводили каталку взглядом.

– Алла, иди сюда, взгляни на это, – позвала патологоанатом.

Мухина без защитного костюма шагнула в бокс.

Дверь закрылась. Электронный замок.

Катя прислонилась к холодной стене.

Она стояла целую вечность – так ей показалось. Время в ЭРЕБе – ничто, как и полковник Гущин, как и привычные ритуалы следственно-оперативной процедуры. Как течет, как изменяется, искривляется время – упорядоченный отсчет минут и секунд в царстве хаоса?

Затем снова сработал электронный замок, и Мухина вышла. Холодный воздух кондиционера ударил струей ей вслед – смесь формалина и запах начинающей разлагаться плоти.

Дверь закрылась.

В такой тесноте… Конечно, им там и троим места не хватает у стола…

– Какая причина смерти? – спросила Катя.

– Удушение, – ответила Мухина. – Странгуляционные борозды на шее от веревки и шнура, следы пальцев рук. Там не будет ДНК. Все обработано автомобильным лаком – распылили из баллончика.

– И шнур, и веревка, и руками душил?!

– Это процесс. Такой процесс… длительное пролонгированное действие.

– То есть?

– Многоразовая асфиксия. Ее душили раз за разом на протяжении всего времени, которое она… она была там… Где, мы не знаем.

– Где-то спрятана, похищена? Ее держали связанной взаперти?

– Это создание… существо, которое все это делает, не нуждается в применении пут, кандалов. – Мухина как-то странно смотрела на Катю. – Мы ни разу на телах ничего такого не находили – следов веревок, наручников.

– А как же тогда удерживают?.. Она же могла сбежать и…

– У Натальи Демьяновой сломаны шейные позвонки, – тихо ответила Мухина. – Два шейных позвонка у основания черепа. Это паралич всего тела. Она была жива, но не могла двигаться. Парализованная от кончиков пальцев ног до шеи. В таком состоянии они и кричать не могут, звать на помощь. Однако живут до тех пор, пока их не задушат до смерти.

Катя ощутила, как сердце ее провалилось куда-то вниз. Она вся покрылась холодным потом – то ли от страха, то ли от стылости стен бункера-морга.

– Они? Вы сказали, что и раньше это случалось… Значит, были и другие жертвы?

– Были и другие, – ответила Мухина.

Она медленно пошла по коридору и толкнула тугую входную дверь. В морг-бункер хлынул солнечный свет октябрьского дня.

В обеденное время ресторан и кафе отеля «Радужный мост» – того самого, что поразил Катю изяществом архитектурных форм, яркими красками и обилием стекла, – пустовали. Впрочем, как и во все иные времена в последние годы.

На открытой веранде кафе, все еще щеголявшего по случаю погожих осенних дней удобной плетеной мебелью, полосатыми тентами и яркими цветами в терракотовых горшках, за столиком расположились двое.

Катя их узнала: сосед космонавта Иван Водопьянов и тот парень, которого она видела в музее, – Дмитрий Ларионов, муж и будущий отец.

Веранда выходила в гостиничный садик, примыкающий к парковой аллее, которая вела к набережной. На клумбе все еще цвели махровые астры и хризантемы. В глубине ресторана тихо звучал рояль – Вагнер, «Вход богов в Валгаллу».

Оба – и Ларионов, и Водопьянов – приехали в отель на велосипедах в свой обеденный перерыв, который, впрочем, оба могли продлить как угодно долго из-за своего весьма и весьма свободного графика. Перед Дмитрием Ларионовым на столике стоял большой прозрачный бокал с ручкой – в нем травяной горячий чай с лимоном и мятой. Иван Водопьянов пил латте и ел морковный торт.