что с ногами у нее что-то не то. Мы с мамой никогда не разговаривали об этом откровенно, я помню лишь момент, когда папа привез ее с сестрой из роддома, и мне осторожно сказали, что Юлька больна. Мне было почти девять, я все понимала, но родители все равно долго держали Юльку в пеленках и просили меня выйти, когда раздевали ее. Лишь когда сестре исполнилось полгода, мама показала мне ее ножки. Тогда они впервые легли в больницу на обследование, и скрывать от меня ее уродство стало уже невозможно.

Многочисленные анализы показали, что болезнь Юльки – не генетическая аномалия, просто так сложились обстоятельства. Может быть, внутриутробная инфекция, может, какой-то стресс или нехватка важных витаминов и минералов. В любом случае, ее уродство – случайность, которую никак нельзя было предугадать и которая не передается по наследству. И вот я узнаю, что такое в нашем роду уже было! Потому что с большой долей вероятности можно утверждать, что и Леона, и Агния, и Миша – наши предки, Вышинские. Иначе что делали бы эти записки в комнате Агаты Вышинской?

Я отложила конверт, встала с кровати. Просто не могла сидеть, когда сердце колотилось в горле и руки мелко подрагивали. Говорят, бомба два раза в одно место не падает, а если упала, значит, на то была веская причина. Какая же причина того, что дважды в нашей семье дети рождались с одними и теми же уродствами, которые, по словам врачей, не передаются по наследству?

Надо выяснить, где жили эти Михаил и Ольга до рождения младшего сына. Не здесь, не в усадьбе, значит, не она тому причина. Не здешний воздух или отравленная вода. Да и Юлька родилась за тысячу километров от нее. Все дело в семье? Но ведь между нами не одно поколение. Может быть, не только Олег и Юлька родились с такими аномалиями, были и другие дети у Вышинских?

Мысли крутились в голове бешеным роем, сбивали одна одну, закручивались в спирали и мешали нормально думать. Одно ясно, в нашем роду есть некая тайна, и я обязательно ее выясню.

Я села в кресло и глубоко вдохнула. Взяла в руки телефон, открыла в нем записную книжку, где привыкла делать пометки. Обычно таким образом я набрасывала план сбора информации для новой книги, и сейчас попыталась убедить себя, что действовать надо так же. Как будто я просто собираю информацию.

Первым делом, мне стоит выяснить, точно ли все эти люди были Вышинскими. Когда именно они жили? В каких годах? Второе: надо узнать, что стало с Олегом. Показывали ли его врачам? Леона упоминала о некоем питерском светиле, который должен был приехать. Надо выяснить, что это было за светило, что оно решило, увидев ребенка. Пан Брынза привез мне кое-какие документы, но я еще не разобрала их, решив, что они касаются лишь дома, раз самому адвокату ничего не было известно о роде Вышинских. Тем не менее, их стоит пересмотреть внимательно. На самом деле разбором документов следовало заняться сразу после того, как пан Брынза их привез. Но в тот момент дом мне казался более важным, ведь мы не могли жить в пыли и грязи. Однако теперь с этим более или менее закончено, а потому можно и архивы разобрать. Тем более теперь у меня есть важная причина выяснить побольше о семье Вышинских.

Еще я находила какие-то бумаги в одном из кабинетов дома, но так увлеклась старой картой, что тоже не посмотрела их. В общем, есть что изучать.

Сердце снова ударилось о ребра, когда я вдруг вспомнила документы, присланные мне паном Брынзой еще в Москву. Он писал, что некая Вышинская Агата Олеговна оставила мне наследство. Да и после, навещая нас уже здесь, он называл прежнюю владелицу по имени отчеству. Агата Олеговна! Давайте смотреть правде в глаза: Олег – не такое уж распространенное имя даже сейчас, а сто лет назад? Да, есть большая вероятность, что отца Агаты могли назвать в честь какого-то родственника, поэтому и повторяется имя в семье, но что если это тот самый Олег? Записки Леоны выглядят старыми, но явно написаны не триста лет назад. Не сохранились бы они в таком виде до этого дня. Может ли им быть лет сто? Кажется, год рождения Агаты значился как 1925, значит, ее отец должен был родиться примерно на рубеже девятнадцатого и двадцатого века. Как раз подходит! А еще старший брат Олега – Митенька. Моего прапрадеда, брата отца Агаты, звали Дмитрием. Значит, я на верном пути!

Я отложила телефон и прикрыла глаза. Голова начала болеть и больше всего на свете мне хотелось вздремнуть. Пропустить ужин, позволить Вере и Кириллу поухаживать за Юлькой, а самой проснуться ближе к рассвету и продолжить поиски. Ведь если осматривать дом по ночам, ни у кого не возникнет лишних вопросов, что именно я ищу.

Если бы только я сама знала, что ищу!

Глава 7

Я действительно уснула до ужина, но проснулась, увы, когда солнце уже полностью выкатилось из-за верхушек деревьев: проспала всю ночь, не шевелясь. Хороша искательница! В окно увидела копошащегося в саду Кирилла, а открыв дверь, услышала и легкое громыхание посуды на кухне. Значит, Жуковские уже пришли, незаметно ничего не поищешь. Зато можно расспросить Веру, не таясь.

Я спустилась на кухню, делая вид, что просто хочу выпить кофе, а заодно, раз уж подвернулся случай, побеседовать о своей семье и здешних верованиях. Но вскоре выяснилось, что как минимум о семье Вера мало что знает. Ей было всего сорок пять, и никого из Вышинских, кроме Агаты, она никогда не видела. Кроме Агаты, да теперь вот нас с Юлькой. Ни об Агнии, ни о Леоне или Михаиле ничего не знала.

– Сколько я помню Агату, она всегда казалась мне старухой, уж простите, – делилась секретами Вера, замешивая тесто на пирожки к обеду. – И всегда была одинокой. Она не делилась со мной своими секретами больше необходимого, но старики в селе поговаривали, что отец ее погиб еще до войны, хотя в свидетельстве о смерти указан 1942 год. О Вышинских у нас всегда говорили шепотом, но не потому, что боялись, а потому что уважали. Агата была вроде как местной меценаткой. Кого угодно спросите. Администрация сколько раз к ней на поклон ходила, когда надо было то дорогу новую построить, то трактор в колхоз купить. Агата деньги давала, но во все эти управленческие дела не лезла. Вот ее и уважали, не трогали даже в самые тяжелые времена. Так мне моя мама говорила.

Я еще не успела изучить документы, привезенные адвокатом, но краем глаза видела, что Агата Вышинская оставила мне не только усадьбу, но и приличный счет в банке, а также акции какого-то предприятия. Значит, она на самом деле была богата, хоть и жила достаточно скромно. Богата настолько, что могла позволить себе меценатство.

– Кирилл как-то назвал ее Хранительницей, – как бы между прочим заметила я. – Откуда это прозвище?

Вера метнула на меня странный взгляд, а затем снова преувеличенно внимательно занялась тестом.

– Так из-за помощи и называли ее так, – пояснила она. – Она тут вроде как охраняла всех.

Я ей не поверила. Определенно было еще что-то, чем Агата заслужила такое прозвище.

Ничего важного Вера не рассказала и о местных суевериях. Большим прогрессом мне показался уже тот факт, что она в принципе не уходила от разговора. Рассказала, что в Востровке верят и в Бога, конечно, в церковь ближайшую ездят на большие праздники, но при этом и нечисть не забывают. Из ее путанных рассказов я поняла, что это те же существа из славянской мифологии, которую все мы поверхностно изучали в школе на уроках истории, но немного видоизмененные. В этом не было ничего удивительного, ведь для каждой местности всегда были характерны собственные верования.

– А вы сами видели эту нечисть? – поинтересовалась я.

Вера качнула головой, не отвлекаясь от теста.

– Не дано мне.

– Вы же знахарка.

Вера вскинула голову, будто пыталась понять, на самом ли деле я верю