С тех пор как близнецы вошли в мою безмятежную жизнь девятилетнего мальчишки, которому еще не доводилось принимать важных решений, я то и дело оказывался на очередном перекрестке, перед выбором, но я не знаю, был ли это настоящий выбор, мне всегда казалось, что это не я принимаю решение. Вот мы и вернулись, месье, к тому, с чего начали на наших сеансах — кто-то другой решал вместо меня, кто-то, кого знали близнецы, тот знаменитый третий. В то время я еще ничего не знал об этом фантоме, но он точно вошел в меня, позвольте мне еще раз попытаться все объяснить. Лживые слова, нагроможденные со всех сторон, толкают нас к пропасти мертвых дней, туда, где царит одно безмолвие.

О, прости меня, Наташа! Твой смех заразителен, твой голос звучит живо и непосредственно по сравнению с торжественными речами твоих коллег, и мое сердце рвется к тебе. Если бы мне захотелось иметь сестру, то только такую, как ты, прекрасная Наташа с острова Реюньон, как я узнал позднее, и нисколько не удивился, волшебные волны омывали тебя со всех сторон. Я тогда толком и не знал, где на земном шаре искать остров Реюньон, но это была встреча родственных душ мое тайное существо встретило сестру, старшую сестру, которая точно знала, как мне помочь, она понимала, что я должен поставить перед собой задачу немыслимой сложности. «Сто страниц, это нелегко», это, разумеется, понимал любой школьник, но кроме ее слов, был еще смех, который мы никогда не слышали у наших учителей, и, благодаря ее волшебному смеху, маленькие источники радости фонтанировали до небес. Наташа не-помню-какая весело шагала по моей угрюмой пустыне, которую, словно по мановению волшебной палочки, орошали брызги ее задорного смеха.

Две банковские купюры. Моя зарплата беби-ситтера у Дефонтенов. Деньги, полученные за Лео и Камиллу.

Я порылся в карманах. «Ах да, я оставил их дома!» — «Жаль», — сказал Поль. «Мама не хочет, чтобы я тратил их впустую», — увязал я во лжи, хотя мог сказать, к примеру, что потратил их на конфеты, но нет, это не вариант, в этом случае я обязательно поделился бы с Полем. «Забудь, я просто хотел взглянуть», — произнес Поль, и на этом все и закончилось бы, но я сам нарвался, добавив: «Я покажу их тебе завтра». Поверьте, мне была противна моя ложь, ведь одна часть меня оставалась неразлучным другом Поля, но другая часть потерялась, заблудилась в сетях Лео и Камиллы. И на следующий день, перед уходом в школу, я зашел на кухню, открыл банку из-под печенья, в которой мать хранила немного денег на всякий пожарный, и вытащил две купюры. Когда мы с Полем выходили из школы, я сказал: «Они у меня». — «Что?» — не понял он. «Деньги Дефонтенов», — и я небрежно вытащил их из кармана. «Неплохо», — отозвался Поль, то ли впечатленный, то ли равнодушный, — я не успел определить.

В этот момент к нам подошли Лео и Камилла. «Что это?» — пропели они. «Деньги за беби-ситтерство», — отозвался Поль, и мне показалось, что я вот-вот умру. Именно это мне пришло поначалу в голову, и я страшно захотел исчезнуть, испариться, или, наоборот, как в сказке, чтобы все вокруг меня исчезли, но речь ни в коем случае не шла о самоубийстве, это следует сразу уточнить, помня об истории с Анной и ее последствиях. Малыши с любопытством уставились на купюры. «Он теперь сможет накупить себе всякой всячины», сказали они, но Поль, мой серьезный и честный друг, тут же возразил: «Его мать не хочет, чтобы он тратил их впустую», а я, по-прежнему опутанный ложью, с трудом выдерживал удивительно прозрачные взгляды Лео и Камиллы и, бог знает почему, сказал Полю: «Давай купим что-нибудь для них». — «Ну, ты даешь, зачем?» — удивился он, и в его вопросе я услышал голос его отца, который, в принципе, мне нравился, хотя в то же время и не нравился, потому что у самого меня отца не было, как не было и большого фермерского дома, огромного телевизора в гостиной и трактора в поле. Пусть моя мать и утверждает, что все это принадлежит банку, но между банком и семьей Поля существуют деловые отношения. Они настоящие клиенты настоящего банка, в то время как у нас с мамой была лишь почта, куда приходили за деньгами даже бродяги и алкаши; по-видимому, в таком свете я себе всё и представлял, поэтому и сказал Полю: «Это же их деньги. Я просто возвращаю их им».

Мы зашли в «Монопри», где я накупил кучу сладостей, которые мы тут же и слопали, и все сошло бы мне с рук, если бы я на том остановился. Однако, время от времени, я чувствовал необходимость доказать Полю, что заработанные деньги действительно у меня есть, а раз так, то я мог их потратить только вместе с ним и близнецами. Таким образом, у меня был секрет с близнецами и секрет с Полем. Этакий мальчик-секретер.

После третьего или четвертого взлома коробки из-под печенья у ворот нашей школы появилась моя мать, чего практически никогда не случалось из-за ее постоянной занятости на работе. «Поль, ты тоже идешь с нами», — приказала она. Мы с Полем молча переглянулись: «Дело дрянь». Дома она открыла банку из-под печенья: «Ну, что скажете?» Мы продолжали хранить молчание, пока наконец кто-то из нас тихо не обронил: «Это из-за Дефонтенов». Мать в изумлении подняла брови, затем закрыла банку и, вытолкав нас на улицу, хлопнула дверью: «Подождите меня здесь». «Она пошла к ним», — вздохнул Поль. Мы были в панике.

Когда она вернулась, лицо у нее было уже спокойное, и она просто сказала мне: «Ладно, я буду давать тебе немного карманных денег, Рафаэль. Поль, а у тебя есть карманные деньги?» Но я не хотел ее денег, я и так частенько клянчил их у нее, но теперь я больше не хотел брать ни гроша.

Бывало, она украдкой бросала на меня то любопытный, то озабоченный взгляд, но у нее не было много времени возиться со мной — она постоянно приходила с работы уставшая, технический персонал дурил ей голову, и ей, не привыкшей командовать людьми, поначалу было нелегко. В мэрии иногда воровали моющие средства, она считала и пересчитывала свои заказы, подозревая то одних, то других, затем сердилась на себя за свои подозрения. У нее было свое мнение по поводу хозяев и рабочих, и она частенько повторяла, что рабочие имеют право прихватить при случае что-нибудь себе, поскольку их изначально эксплуатируют, но теперь, когда она стала своего рода хозяйкой, то уже не знала, как выйти из положения.

На следующий день я поинтересовался у близнецов, что произошло у них дома, когда к ним заявилась моя мать. «Твоя мать?» Они казались искренне удивленными. «Разве моя мать не приходила к вам вчера?» Нет, моя мать не заходила к Дефонтенам. Чем же она занималась? Еще один секрет, на сей раз в секретере моей матери. Или же близнецы мне солгали?

Впрочем, «ложь» было не очень удачным словом применительно к ним. Они просто летали от одной обители к другой в своем странном мире, который складывали без каких-то особых хитростей из кубиков-фактов, кубиков-событий, рисуя свой мир ментальными карандашами, а поскольку сами они говорили мало, то их не интересовало, кто говорит правду, а кто нет. Лео всерьез увлекся рисованием, у него был настоящий талант к простым ясным линиям, а Камилла добавляла красок. Благодаря их рисункам я смог познакомиться с далекими странами и континентами, городами, где они жили, улицами, по которым ходили. Однако я догадывался, что они рисуют в своей голове гораздо более необычные тайные миры, и, хотя я не имел доступа к этим далеким мирам, я очень быстро научился узнавать, откуда близнецы разговаривали со мной: изнутри или же, для упрощения, снаружи. И я почти всегда был прав.