– У меня будут неприятности? – спросила она меня дрожащим голосом, сумбурно объяснив ситуацию.

– Не думаю, – рассеяно ответила я, думая о своем. – Отгоним машину в мой гараж, и я успею поменять номера, прежде чем появится полиция.

Но, увидев растроенное лицо несчастной женщины, я решила перестать иронизировать.

– Я пошутила, – быстро сказала я.

Выслушав теперь уже подробный рассказ Глэдис, я чуть не расхохоталась. Героическим усилием воли сдержав себя, я попыталась принять серьезный вид. Я понимала, что Глэдис Вэниман ждет от меня как от представителя закона подтверждения непреложной истины, что никто не может нарушать незыблемые моральные устои безнаказанно.

– Во-первых, вас никто не видел. Во-вторых, даже если секретарша что-то заподозрит, им придется здорово потрудиться, чтобы доказать вашу вину. Никаких улик против вас нет. И если даже вам предъявят обвинения и покажут в новостях на всю страну, скромная библиотекарша из маленького городка, сумевшая обвести вокруг пальца президента крупной компании, сразу превратится в национальную героиню.

Глэдис робко улыбнулась, и я поняла, что кризис миновал. Но я знала, что строгие моральные принципы Самого методистского клуба, даже если он и поменял название, все равно не дадут ей покоя.

– Разумеется, как ваш адвокат, я не могу советовать вам продолжать в том же духе, – строго добавила я. – Ведь есть еще и моральная сторона дела. Думаю, вашу историю надо представить на суд остальных членов клуба. И я не уверена, что они погладят вас за это по головке. Как ваш адвокат, я могу надеяться, что это ваше последнее приключение такого рода? ,

– Ох, разумеется, да, – торжественно пообещала Глэдис, но в ее глазах мелькнула лукавая искорка.

И я, не в первый раз кстати, почувствовала, что мы с Глэдис заключили сейчас тайное соглашение на право иногда посмеяться над остальным миром. Мы поболтали еще несколько минут, и довольная Глэдис ушла домой.

На следующее утро на заседании клуба состоялся суд. Глэдис подробно рассказала о своих изысканиях, выводах и приключениях в правлении компании «Цветущая планета». И тут все как будто сошли с ума. Привожу стенограмму обсуждения.

«Моя мать:

– Дорогая, ты говоришь, он выглядел очень довольным?

Глэдис:

– Да, милочка. Агнес:

– Думаю, нам надо купить две тысячи акций. Моя мать:

– Все согласны? Все:

– Да».

Через четыре дня «Уолл-стрит джорнэл» объявил, что компания «Цветущая планета» вступает в игру на бирже. Еще через три недели женщины опять удвоили свое состояние.

Это была блестящая операция, но, если честно, к тому времени я уже привыкла к гениальности своих клиенток. Меня гораздо больше порадовала возможность описать историю Глэдис в качестве анекдота в письме к моему далекому другу Милтону Грину.

Тот факт, что я провожу субботние вечера, описывая в письме к однокурснику чужие приключения, – прекрасная иллюстрация интенсивности моей личной жизни.

Моя мать, разумеется, считает, что я слишком «разборчивая». Я абсолютно убеждена: чтобы выдать меня замуж, она сможет свести все многочисленные достоинства, которыми должны обладать кандидаты в мужья, всего к одному условию: «Если мужчина дышит, значит, он вполне подходит». Но я, как бы мама ни старалась, оставалась абсолютно равнодушна к собственному одиночеству.

Просто со мной никогда ничего хорошего не случается.

Во-первых, для того, чтобы куда-нибудь пойти и с кем-нибудь познакомиться, нужны наличные деньги. А у меня их никогда нет. Я получаю большую часть зарплаты в клубе акциями, поэтому вынуждена на всем экономить. Конечно, со временем эти акции принесут мне много денег. Но сейчас от этого не легче.

Во-вторых, я совсем не пью. И это отнюдь не нравственный выбор, которого можно было бы ожидать от примерной жительницы Миннесоты. Нет, просто, выпив всего два бокала красного сухого вина, я готова выскочить на балкон и распевать во всю мощь легких «Не плачь по мне, Миннесота», рыдая при этом сама. Возможно, это здорово, если у вас голос, как у Марии Каллас. Но гораздо менее приятно, если он звучит, как у чревовещателя на ярмарке. Даже самые отъявленные преступники мира не заслуживают в наказание слышать это. Короче, София Рыдающая и Плохо Одетая отнюдь не самый желанный участник на любой вечеринке.

Я не уверена, выходила бы я вообще в свет, если бы не моя подруга Марси.

Мы с Марси дружим с восьмилетнего возраста. Я навсегда запомнила тот день, когда отважная восьмилетняя девочка засунула в сумку учительницы воскресной школы совершенно восхитительную лягушку. Я долго пыталась срифмовать и написать чудесный лимерик с именем Вероники Харрис и упоминанием лягушки, но до сих пор так и не удосужилась это сделать. В этом наше главное отличие с Марси. Я раздумываю, а Марси делает. Мы дружили, пока не поступили в разные университеты. Марси уехала на восток, в Йель. Она была не только красивая, но и очень умная. Затем, к моему удивлению, Марси тоже вернулась работать в Миннеаполис, и мы встретились так, как будто никогда не расставались. А самое главное, хотя Марси и была очень занята своей успешной карьерой, она воспринимала жизнь как один бесконечный любовный уик-энд. Шикарно одетая, в модных очках, в спортивном седане, моя подруга выглядела как фотомодель. Добавьте к этому то, что она блондинка, у нее зеленые глаза, хороший рост и стройная фигура, и перед вами будет современная женщина, одинаково хорошо относящаяся к сексу и бизнесу. Марси могла бы соблазнить и святого.

Несмотря на то что она была довольно жестким адвокатом в одной из крупных юридических фирм, у нее было доброе сердце. Она взяла шефство надо мной, решив найти мне достойного спутника жизни. Марси не слушала никаких возражений с моей стороны и была абсолютно убеждена, что, если тебе вдруг стало грустно, лучшее средство от этого – сходить с каким-нибудь молодым человеком в ресторан, чтобы он мог угостить тебя чем-нибудь вкусным. Поэтому каждый четверг у меня раздавались звонки.

– Значит, так. Завтра вечером идем в бар. Только ты и я. Выпьем, – бодро говорила мне Марси.

– Я не пью, – вяло возражала я.

– Будешь пить кока-колу. Не вынуждай меня ругаться с тобой.

– Я не знаю, – опять же вяло бросала я.

– Мы здорово повеселимся! В шесть часов, – говорила она и бросала трубку.

Так что примерно дважды в месяц мне приходилось терпеть вылазки в свет. Обычно моя роль сводилась к тому, что я тихо сидела за каким-нибудь столиком популярного у светской молодежи бара и тоскливо потягивала кока-колу, наблюдая, как Марси стоит у стойки в центре компании хорошо одетых молодых людей. Они смеялись, сверкая белоснежными зубами, похлопывая друг друга по спинам. Время от времени я пыталась заставить себя встать и присоединиться к ним, но так и оставалась сидеть на месте.