К тому же каким-то образом процесс разжигания вожделения в муже помог Мэри обнаружить в самой себе удивительно страстную, эротичную натуру. Это заставило ее измениться. Мэри полностью сменила имидж. Вместо скромных, со вкусом подобранных нарядов она теперь носила яркие модные вещи, которые приковывали к ней взгляды мужчин и делали неотразимой. Она расцвела для всех, кроме собственного мужа. Но его ровная любовь уже не могла ее удовлетворить. Мэри продолжала искать. И все-таки нашла! Однажды в магазине эксклюзивной модной одежды она увидела стилизованный испанский наряд. Сердце ее забилось. Мэри вспомнила театральный кружок испанского языка, где она до безумия влюбилась в баскетбольную звезду и математического гения школы. Они вместе играли в какой-то пьесе, где она была прекрасной сеньоритой по имени Кармен, а Майк играл дона Педро, самого искусного фехтовальщика Испании и богатого гранда. Вспомнила, сколько страсти вкладывал Майк в свои слова и объятия сверх сценария. Он был тогда очаровательным, очень артистичным и настойчивым. Война во Вьетнаме все это убила в нем. Вьетнам и долгий брак, счета и бесконечная работа.

Что ж, Мэри вернет все назад!

На следующий день она отпросилась с работы. Когда Майк ушел из дома, она развила бурную деятельность. Съездила в театральную мастерскую, взяла напрокат испанские костюмы для себя и Майка, заехала в музыкальный магазин, где накупила дисков с испанской музыкой. Купила испанское вино. Она даже нашла магазин, где продавались старинные кинжалы.

Когда она вернулась домой, ее машина была забита покупками.

Майк в тот день вернулся вечером с работы и обнаружил на дверях записку на школьном испанском с ошибками, где было сказано, что новый костюм дона Педро ждет его в ванной, а когда он переоденется, он сам догадается, что надо делать.

Сама Мэри в средневековом наряде испанской сеньориты, с высокой прической, заколотой гребнями, и с цветком алой розы в завитых локонами белокурых волосах сгорала от страха в спальне. Она задрапировала кровать красной материей, изменила освещение. И приготовила новые диски.

Вот хлопнула входная дверь. Шаги – и гнетущая тишина. Затем осторожные, на цыпочках, шаги в сторону ванной. Она перевела дыхание и включила проигрыватель. Страстные звуки гитары заполнили комнату. У Мэри забилось сердце. Она гадала, что чувствует сейчас Майк? Сердится ли на нее? Или, что гораздо хуже, остался равнодушным? И не самая ли это ее плохая идея в истории семейной жизни?

Дверь тихо открылась, и на пороге появился Майк с черными приклеенными усиками, в черной широкополой шляпе и в белой шелковой, расстегнутой на груди рубашке. Он был очень похож на Зорро, не хватало только маски. В узких черных бриджах, с кривой ухмылкой на лице Майк был похож на опасного бандита.

Он стремительно бросился к ней.

«Ai, senorita»[4], – страстно сказал Майк. Дуглас Фербенкс никогда не был столь убедительным ни в одной роли.

Майк сделал резкий разворот, мастерски метнул кинжал в дверь, откинул назад шляпу и упал перед ней на колени.

– Venga aqu, guerida[5].

– О, don Pedro!

* * *

У них была ночь потрясающе страстной любви. Они абсолютно потеряли головы. Мэри была счастлива. Она добилась своего. Утром, когда запели птицы и забрезжил рассвет, Майк повернулся к ней и страстно поцеловал, как она когда-то мечтала.

– Знаешь, сеньорита, я могу пойти сделать вафли, – сказал он.

Такие знакомые слова, но как по-новому они прозвучали!

Чем дольше я работала на клуб, тем больше мне это нравилось. Я поняла, что мне нравится бизнес, и чем больше денег зарабатывали женщины, тем больше он мне нравился.

Мы начали выплачивать небольшие ежеквартальные суммы дохода на личные счета с лета 1986 года. Но, кроме Мэри, которой для возрождения семейной жизни требовалась новая одежда, почти никто из женщин не снимал денег со своих счетов.

Первой сняла значительную сумму, конечно, Дебора. Где-то в конце февраля 1987 года, когда в воздухе впервые запахло весной, она пришла ко мне и сказала, что хочет снять со своего счета пять тысяч долларов в счет будущих ежеквартальных поступлений. Это было довольно легко сделать. Даже в 1987 году такие деньги были крохами для нашего клуба. Но так как это была первая серьезная сумма, мое любопытство пересилило чувство такта. Я спросила, зачем ей такие деньги.

– Я хочу расширить свой салон, – ответила Дебора без особого энтузиазма в голосе. – Я буду ставить тебя в известность, как пойдут дела.

Дебора купила салон «Золотые ножницы» лет шесть назад, когда демобилизовалась из военно-морских сил. Это было небольшое уютное помещение на четыре кресла. За одним работала она сама, другое арендовала чрезвычайно талантливая приезжая парикмахерша.

Еще за двумя работали две нанятые Деборой женщины. Мэгги, грузная, довольно грубая женщина лет пятидесяти, у которой был безукоризненный вкус в выборе причесок для различных овалов лица и руки хирурга. И двадцатидвухлетняя Тамара, не имеющая особого таланта к этой профессии. Зато она обладала другими очень полезными для дела способностями. Казалось, у нее в голове устроен телеграф, который передает ей самые модные тенденции в мире причесок со всего света. Кроме того, она была шокирующе красива. Это самое правильное слово. У нее был хороший рост, идеальная фигура, совершенные черты лица, очень белая кожа и огромные черные глаза. Она была похожа на стильную француженку.

Быть смелой женщиной не значит автоматически стать хорошим бизнесменом. Но у Деборы была светлая голова. Три вечера в неделю она ездила в университет Миннеаполиса и закончила бизнес-курсы. Ей явно хотелось большего, чем быть просто парикмахером. Но вкладывать пять тысяч долларов в салон, который еле сводит концы с концами, показалось мне безумной идеей.

– Ты так любишь свой салон? – осторожно спросила я.

– Он не дает мне умереть со скуки, – фыркнула Дебора.

– И ради этого ты готова вложить в него такие деньги? – не унималась я.

– Мне просто не хочется, чтобы он разорился, – сказала Дебора, помолчала, а потом добавила: – Если я подниму его на приличный уровень, я смогу продать его Мэгги с Тамарой. Они увлечены своим делом, чего нельзя сказать обо мне. Но я не могу продать его сейчас, пока он в таком запустении.

Я решила, что это вполне уважительная причина, поэтому позвонила Кристи, и мы, сверившись с уставом клуба, оформили Деборе чек.

Члены клуба дали согласие без возражений, и я выбросила это дело из головы.

Но случилось нечто неожиданное.

Через два месяца после того, как я выписала Деборе первый чек, я позвонила и поинтересовалась у нее, как идут дела.