– Грейс, я думаю, ты потрясла Анну до глубины души, – сказал Джерри. – Мне даже показалось, что она сейчас упадет в обморок. Ее кожа стала такой же белой, как у матери, упавшей с крыши.

Грейс обмахивала руками лицо, словно оно горело.

– Извините, – сказала она. – Я действовала, повинуясь импульсу. Мне показалось, что мы можем их потерять.

Лори ободряюще положила руку ей на плечо.

– Все, что ты сказала, было совершенно корректно. В их интересах представить свою версию случившегося.

– Но без обид, Лори, – сказал Джерри. – Это может прозвучать угрожающе, когда исходит от босса. Грейс, мне очень понравилось, когда ты сказала: «Господи, я всего лишь секретарша». – Он прижал палец к щеке, чтобы сделать детскую ямочку. – А потом, бум! Ты опустила молот: «Вы же не хотите, чтобы этот человек рассказывал о вас на национальном телевидении». Ты привела их в замешательство, тут нет никаких сомнений.

Лифт остановился, и они вышли в вестибюль.

– Скрестим пальцы, – сказала Грейс, скрещивая два темно-красных ногтя.

Ее гладкое лицо в форме сердечка сияло от гордости. Лори заметила, как двое мужчин в вестибюле прекратили разговор, чтобы на нее посмотреть. Один, державший в руках пакет навынос из мексиканского ресторана «Чипотл», подбежал к лифту, чтобы не дать дверям закрыться.

– Поговорим позднее, Том, – помахал ему рукой приятель.

Лори придержала дверь рукой для мужчины по имени Том.

– Вы, случайно, не Том Уэйклинг? – спросила она.

– Да, – ответил он и прищурился, глядя на нее, словно пытался понять, знакомы ли они.

С темными волнистыми волосами и короткой щетиной на лице, он не показался Лори уж очень похожим на своих светловолосых кузенов, однако у него были такие же высокие скулы, как у Анны, и длинный нос, как у Картера.

Продолжая наблюдать за Томом, Лори сказала Грейс:

– Если у тебя есть еще одно соглашение об участии в шоу, дай его мне.

Грейс быстро вытащила папку из огромной сумки и вложила ее в руку Лори. Лифт загудел, и Лори, повинуясь импульсу, вошла в кабину.

– Встретимся у входа, – сказала она Джерри и Грейс, оставшимся в вестибюле. – Том, меня зовут Лори Моран.

Лори была довольна, что Уэйклинги отправились на другую встречу – настоящую или выдуманную, чтобы закончить с ней разговор. Сейчас их нигде не было видно.

Она последовала за Томом в маленький кабинет, забитый папками и блокнотами. Из его окна также открывался неплохой вид, но Лори не сомневалась, что остальные члены семьи имели более комфортабельные условия для работы – конференц-зал не оставлял в этом никаких сомнений.

Лори довольно быстро рассказала Тому, зачем сюда пришла. Теперь, когда «Под подозрением» стало весьма успешным шоу, ей не пришлось объяснять принципы своей работы. Она немного исказила истину, сообщив ему, что только что встречалась с его кузенами Анной и Картером, чтобы «уточнить детали их участия в следующем выпуске шоу».

– Я полагаю, вы готовы присоединиться? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Да никаких проблем.

Стараясь казаться равнодушной, Лори протянула ему копию стандартного соглашения об участии.

Пока Том изучал документы, она спросила, как давно он работает в компании.

– Два года, если считать от последнего Хэллоуина, – ответил он, поставив подпись под соглашением и возвращая его Лори.

Иными словами, менее чем через год после смерти Вирджинии Уэйклинг.

Лори читала в некрологе Роберта Уэйклинга, опубликованном в «Нью-Йорк таймс», что он начал свой грандиозный проект с братом Кеннетом, но потом взял весь бизнес под свой контроль после того, как на смену парковкам в Лонг-Айленд-Сити пришли роскошные многоквартирные дома. Она спросила Тома о семейной истории.

– Благослови Господь папу и дядю Боба. – Он перекрестился. – Но если и можно извлечь урок из этой части семейной саги, то он гласит: «Семья прежде всего». Они позволили бизнесу встать между ними.

Он с грустью рассказал, как два брата с юности мечтали превратить кусок земли, находившийся рядом с Манхэттеном, в процветающий современный район. Но когда пять лет совместной работы не принесли существенных плодов, отец Тома, Кен, начал испытывать нетерпение. Сильной стороной Боба являлось строительство, Кен был архитектором.

– На самом деле мой отец в душе был художником, а Боб – настоящим бизнесменом. Артистическая сторона отца стремилась – нет, нуждалась – в работе над другими проектами. Поэтому Боб выкупил его долю в бизнесе, по сути дела, по цене земельных участков. Отец радовался, что получил назад свои инвестиции, ведь теперь он мог вплотную заняться тем, что ему нравилось, в то время как его брат продолжал воплощать в жизнь их общую мечту. Некоторое время все шло хорошо. Но потом все части плана по изменению Лонг-Айленд-Сити начали вставать на свои места, как костяшки домино.

Этот план привел Роберта Уэйклинга к обладанию состоянием в двести миллионов долларов.

– Но ваш дядя не посчитал необходимым поделиться с братом? – спросила Лори.

– Нет. Он сказал, что Кен принял решение. Он ушел, а дядя Боб продолжал. Как я уже говорил, ничего личного – просто бизнес.

– Вероятно, вашему отцу было трудно это принять, – заметила Лори.

Том покачал головой.

– В тот год, когда я заканчивал среднюю школу, он продал нашу квартиру в высотном доме в Верхнем Ист-Сайде, и мы перебрались в Вест-Сайд, потому что отец не мог спокойно смотреть на Лонг-Айленд-Сити на другом берегу реки.

– Но сейчас вы работаете в «Уэйклинг девелопмент», – заметила Лори.

– Мой отец умер на год раньше дяди Боба и также от сердечного приступа. Клянусь, оба были бы живы, если бы помирились. Лично я понимал мотивы обоих. Отец считал, что дядя Боб лишил его состояния, в то время как дядя Боб полагал, что папа предал их мечту и его не следовало награждать за это.

– Но вас ведь нельзя назвать нейтральной третьей стороной, – сказала Лори. – Один из них был вашим отцом. Не говоря уже о том, что ваша тетя, дядя и кузены стали чрезвычайно богатыми людьми. Картер и Анна вошли в семейный бизнес сразу после окончания колледжа. А вы – только два года назад.

– Знаете, я никогда на них не обижался. В тот период я работал барменом в ночных клубах, и моя жизнь была сплошной вечеринкой. Я говорил себе, что развлекаюсь по полной.

– Но все изменилось? – спросила Лори.

– Очевидно, – сказал он, указав на стопки документов, лежавших повсюду. – Если бы меня попросили сказать, когда мое отношение к жизни стало другим, я бы назвал вечеринку в «Метрополитен», если уж быть честным до конца.

– Из-за смерти вашей тети?