— Тридцать лет парализованной? — ужаснулась Чайка. — В этом коконе?

— Да. Не представляю, как девушка выживает там, без пищи, без воды, а порой и без воздуха.

— Помело кормит. Неужели ты не заметил, что ведьма и метла — единое целое, она без меня не может, я — без нее.

Влад представил, как Чайка в эту минуту нежно проводит пальцами по отполированной рукояти, и ощутил неожиданный укол ревности… к помелу.

— Что же делать? Получается, что люди и ведьмы сотни лет напрасно мучают и убивают друг друга. Мы могли бы летать вместе, а вместо этого ездим друг на друге, словно на диких зверях или мертвых торпедах.

— Найдем выход, — пообещал Влад. — В любом случае, правду должны знать и люди, и ведьмы. Сама же говорила, что придется тебе давать отчет старшим сестрам. Вот и расскажешь им все.

— Я боюсь, — прошептала Чайка, — что матерей ничуть не ужаснет мой рассказ. Они не были рядом с тобой это время, они не знают, какой ты, они не любят тебя и запросто могут сказать: «Что ж, на то мы и ведьмы».

— А я боюсь даже представить, как поступит генерал Мирзой. Он и своих предпочитает держать на поводке, что уж тут говорить о вас. Но все равно, правду должны знать все. Просто Мирзой-бек узнает ее последним. А дополнительный биоманипулятор я демонтирую в первую же свободную минуту. На корабле не должно быть лишнего оборудования.

— Пам-тирам-пам! — согласилась ночная тьма.

— Смотри, бирюзовица летит, — сказала Чайка.

Влад вскинул голову, но ничего не успел заметить.

— Ты говорила, они в нашем мире водятся.

— Они здешние, только здесь их не поймать никакими силами, а там — хоть голой рукой бери. Они отсюда проваливаются в океан, но жить там не могут, слабеют быстро. Тут-то сестры их и ловят.

— Я вот думаю: кракен и все остальное, что лезет в наш мир из-за оранжевой завесы, ведь это, наверное, тоже какие-то природные явления или животные, которые попадают к нам совершенно случайно. Им плохо у нас, и они погибают в конце концов. Но никакой злой воли, которая бы насылала их, нет. Сама подумай, как это может быть: Вселенная, наполненная одним только злом? Это еще глупее, чем чистая, незамутненная ненависть.

— Хорошо, если так, — согласилась Чайка. — А то ведь за оранжевой завесой должна быть еще и красная.

Яркая точка с длинным истаивающим хвостом двигалась по небосклону, обгоняя медленно ползущие диски планет.

— Это что? — спросил Влад.

— Летит кто-то.

— Ступа?

— Нет, обычное помело.

— Хорошо. А то ступе я бы, пожалуй, кинулся на перехват. А так — пускай летит. Нас оттуда не заметят?

— А хоть бы и заметили, не все ли равно? Мало ли кто и зачем остановился?

— А это не может оказаться твоя подруженька… с доносом?

— Запросто, — сказала Чайка, откинувшись на траву и глядя в небо. — Пусть ее… — И не дождавшись от ночи подтверждения, сама добавила: — Пам-тирам-пам.

Улетали, как принято у людей, утром. Старик Якобсон суетился, провожая гостей, призывал их почаще заглядывать на огонек. На вопрос, не нужно ли ему чем-то помочь, тут же ответил, что у него все есть, а вот на имперских истребителях, насколько ему известно, ничего лишнего не бывает, представляете? Особенно если в экипаже такая привлекательная женщина, грабить которую было бы преступлением. Однако когда Влад выкинул из люка демонтированный малый манипулятор, отшельник сразу же прибрал его, пояснив, что намерен изготовить новые подметки взамен прохудившихся: разрезать вдоль, а потом липкой стороной наклеить на оголовок. Очень практично получается, представляете?

Влад представлял, Чайка — нет, но оба сказали, что вполне представляют. И лишь когда Чайка собралась поднимать слабое и беспомощное существо на высоту входного люка, Якобсон, смущаясь и запинаясь от смущения, попросил:

— Не могли бы вы, если вдруг соберетесь сюда снова, привезти для старого хрыча Якобсона совсем крошечный кристальчик с аудиозаписями? Не надо никаких симфоний, вполне достаточно песенки или двух, попроще, повеселее… Что-нибудь такое: пам-тирам-пам! Представляете? А то «Радуга миров» слегка поднадоела.

— Мы постараемся, — пообещал Влад. Лейтенант Якобсон долго махал плетеной шляпой вслед поднимающемуся кораблю, а Влад вдруг запоздало сообразил, что и подпрыгивающая походка, и старческая дрожь головы и рук — все подчинено одному простенькому ритму, непритязательному мотивчику, что шестьдесят три года попискивает из клипсы, уместившейся на волосатом ухе.

Кораблик со свистом вспарывал воздух, приближаясь к той скорости, когда пространство не выдерживает и открывает путь к иным Вселенным.

— Сначала — к нашим! — крикнул Влад, немного побаивавшийся, что пелена, разделяющая два мира, на этот раз не явится. Но именно в ту секунду, когда Чайка сказала: «Смотри!» — она появилась: палевая, золотистая, соломенная — ажурная преграда, к которой спешишь, словно к осенней роще, зная, что преграда раскроется и примет тебя.

Картина раскрывшегося космоса показалась такой родной, что Влад непроизвольно сказал: «Вот мы и дома!» — и лишь потом сообразил, что для Чайки домом является бесконечный фронтир Новой Земли, а у него ни в одной из двух Вселенных нет ничего, что он мог бы назвать домом. Не казармы же смертников так величать.

Влад включил приемник, и в рубке немедленно послышался голос лорд-капитана Кутерлянда, заунывно повторяющий:

— База вызывает лейтенанта Кукаша. Лейтенант Кукаш, ответьте базе…

— Ты гляди, — шепнул Влад Чайке, — я уже снова лейтенант.

Затем он произнес в микрофон:

— Слушаю, капитан.

Уже за одно это фамильярное обращение Влада вновь должны были бы лишить только что обретенного лейтенантства, но, видимо, Кукаш был слишком нужен, чтобы обращать внимание на подобные нарушения.

— О, наконец-то! — обрадовался Кутерлянд. — Мы ищем вас уже вторые сутки. С вами хочет говорить генерал-барон Мирзой-бек.

Кутерлянд был единственный из кураторов, который во время сеансов связи ни разу не повысил голоса и никак не изругал Влада. Судя по всему, он был педант до мозга костей, и потому в неожиданно сложившейся ситуации, когда слишком много стало зависеть от доброй воли осужденного, именно Кутерлянда посадили ожидать связи. Вторые сутки не сниматься с дежурства и, наконец, получить ответ — тут есть чему обрадоваться.

В динамике щелкнуло, и рубку наполнил знакомый благожелательный голос генерал-барона:

— Добрый день, лейтенант! Прежде всего позвольте вас поздравить: вы полностью реабилитированы, вам возвращено прежнее звание и награды.

— Спасибо, — неуставно произнес Влад.

— Наши специалисты стоят на ушах, пытаясь понять, как вы это сделали, но пока сумели лишь дать название вашему методу: «Встречный удар». Они предполагают, что поводок остался целым, но Кальве попросту не может применить его…