витебских, так и пинских, вообще всех. А именно потерей земель вотчинных не из-за войны, а так сказать по – мирному, что вообще не приемлемо было, был Брячислав Василькович.

Который сразу объявил всем дядьям и братьям, что дочь его, и все это есть его внутрисемейное дело. Александра (Параскева) Брячиславовна на следующее утро поехала к суженному.

А Спиридон сказал всем Полочанам, что, если те ещё, хоть раз низкими ценами на воск будут подрывать доходы святого дома Софийского, он их всех на Родос отправит, а на их место всех потомков Василько Святославича выведет с Родоса и благословит на княжение. На том те князья и крест целовали.

Ярослав Всеволодович перед отъездом на Литву, спросил у Алексея, не хочет ли он вернуться в Трапезунд, с дружиной верной, чтобы жить в палатах порфирных. Алексей ответил,

–Нет княже, рождённый в багрянце, в багрянце и умрёт, это Бог дал, Бог и отнимет. Я господу службу выбрал, а в палатах сидеть, на троне уже не хочу. Не в твоей это воле меня заставить. Кто вольным воздухом дышал, тот в поруб, пусть даже и золотой, больше не полезет. Я волен, и вольным умру.

Ярослав лишь усмехнулся, но пререкаться с царевичем не стал, и высылать тоже не стал, да и сил на это у него не было. За Алексеем стояло вече Новгородское. Вече, которое даже своих дущегубцев-разбойников никому не отдававшее, а тут царевич целый. Уж, какой никакой, а наш «цареградский царевич новгородский», он в переговорах с немцами может быть полезен. Немецкий император по-всякому ниже цареградского, посему Алексей – божий человек это – престиж, а престиж новгородский беречь надо.

Да и в рыло дать царевичу тоже иногда почетно бывает, и упускать такой шанс, новгородцам никак не хотелось!!

Правда, об этом знали немногие, лишь те, кто языком зря не болтали, поэтому жизнь Алексея Васильевича Ласкарис-Комнина Стратилата Родосского, Франкобойцы, не изменилась.

Раскорякиным Лёху прозвали, не за то, что он был кривой или косой, а за то, что называл он молодок новгородских, почему-то по-гречески – Кора43, а когда те по двое или по трое шли, он говорил: «раз кора, еще – разкора». Девицы новгородские, по молодости своей, умом и в те времена не блистали, и думали, что это имя его такое, так и стали его называть Лёха Разкора. Отсюда и привязалось к нему Разкорякин. Хотя сам он был ладен собою, бороду имел чёрную, глаза большие карие.

Третьего товарища, из-за которого в принципе всё это и началось, звали Арсением, или по-простому Сеня, и был он монахом. Появление его в Новгороде было так же связано с чудом. Где-то в 6742 году на Николу Вешнего, если погодные записи нам не врут, после вечерней службы к Владыке на полати Софийского собора, для благословления, попросился никому не ведомый человек. Его еще утром никто на Торгу не видел. На паперти софийской, после службы тоже. Как пришёл он в Новгород никто так и не дознался. Однако слова его были настойчивы, вид имел богобоязненный, одет он был в чёрное, поэтому староста софийского собора Антип, думая, что это паломник, пустил его на хоры, в Библиотеку, где любил сидеть, книжки читая, Владыка Спиридон. Но что бы неизвестный владыку случаем не обидел сам пошёл с ним на полати.

Чего Антип на полати пошёл нам не известно. Не такой уж Владыка слабым был человеком, по молодости ушкуйничал и за себя постоять мог. Скорее всего, любопытство возобладало над смирением, но не нам его судить, ведь только благодаря Антипу мы знаем, что незнакомец принёс письмо Владыке со святой земли самим Варлаамом Хутынским написанное.

Войдя в библиотеку, незнакомец перекрестился на образа и, преклонив колени, сложил руки на груди как перед причастием. Стал терпеливо ждать, когда владыка благословит его. Спиридон, подняв глаза от «Поучения Мономахова» с удивлением смотрел на неразговорчивого незнакомца в чёрных одеждах. Незнакомец перекрестился канонически правильно, но что-то в его движениях показалось Владыке не естественным, как будто он в первый раз крестился в православном храме. Точнее сказать, Владыку смутило то, что незнакомец довольно долго искал взглядом место, где образа расположены, не те которые просто принесли сюда для очистки или украшения, а те которые поставлены для молитвы согласно чину православному.

–Любой на Руси знает, что образа находятся прямо перед тобой, как войдёшь так сразу и крестись. Этот крестится правильно, а образа сразу не видит. На слепого незнакомец тоже не похож, вошёл без помощи Антипа и ни об косяк двери не ударился головой, и не об порог не споткнулся, – думал про себя Владыка, разглядывая пристально незнакомца и не спешил, приветствовать его.

Наконец, поставив еще две свечи и сильнее осветив лицо вопрошавшего Владыка сказал по-гречески,

– Хайре!

–И ты радуйся,– по-русски ответил незнакомец, – позволь к руце твоей приложится, благослови меня, я с письмом к тебе из святой земли,– выпалил на одном дыхании незнакомец.

Услышав последнее, Владыка перекрестил незнакомца, но весь остальной разговор вел по-гречески, изредка перемешивая цитаты из святого Писания поговорками из Вульгаты.44

Не зная ни слова по-гречески, Антип смотрел во все глаза и доподлинно видел, как чернец передал свиток, с печатью Варлаама Хутынского Владыке.

Развернув берестяной лист, Спиридон прочитал вслух: «Се аз худший во мнисях, придя на место сеё святое – град Иерусалим, верхом на нечистом, по повелению Господнему, говорю владыке Новгородскому, прими подателя сего, и к князю отправь для служения и покаяния.

Писано в Святом граде, за два дни по пасхе, в 6689 годе от сотворения мира.

Алексеем сыном Михайловым, в иночестве Варлаам».

Бережно свернув грамоту, Владыка Спиридон спросил,

– Кто ты? Как на исповеди отвечай. Sensu stricto45.

Незнакомец, немного коверкая слова, как это делают дети, недавно научившиеся говорить, поведал владыке следующее,

–Я Арсений Ex gratia46 монах монастыря Λαύρα Σάββα τοῦ Ἡγιασμένου (Монастырь Саввы Освященного), что находится в долине Иосафата, в Юдоли плача, которая начинается от Иерусалима: идя от Гефсимании, эта долина проходит сквозь монастырь и доходит до Содомского моря. Монашество принял по обету моих родителей в отрочестве. Родители христиане из города Рима пострадавшие за веру, решившие окончить свои дни на святой земле. Когда мы были в граде Святом монах Порфирий, совершивший мой постриг, передал мне это письмо с наказом предать его пастырю Новгородскому через 20 лет. Я подвизался в служении сначала в монастыре девы Марии, потом Саввы Освященного,