– Не мо…гу, – задыхаясь, ответил Тимыч, – не отвле…кайся.

– Тогда махай, – разрешила Нига и икнула. – Все, укачал. Не тот – ик! – зал. Снова, ик, не тот – ик!.. Здесь! Ик!

Тимыч остановился.

– Боня, мы на месте. Стой, не беги дальше!

Хозяйственный перешел на шаг, повернулся и, тяжело дыша, подошел к мальчику.

Просторная комната оказалась поменьше тех, через которые они промчались раньше. Тоже задрапированная бархатом, но теперь кроваво-красным, с большими серебряными иероглифами по материи, наискосок, – от пола до потолка; сбоку на стене светлым пятном выделялась какая-то большая картина, Тим не стал ее разглядывать, некогда было.

Посреди гладкого, отлитого из черного хрусталя пола были выложены золотыми полосами круг с пятиконечной звездой внутри. Колдовская пентаграмма! Да, магический кабинет настоящего волшебника должен выглядеть именно так, решил Тимка.

Комната была практически пустой, без мебели. «Разбежались, успели», – подумал Тим. Однако кое-что из обстановки в кабинете все же осталось: какой-то высокий плоский предмет у стены, закрытый желтой легкой тканью, как раз напротив узкого стрельчатого окна.

– Зеркало? – Боня кивнул на предмет под желтым покрывалом.

– Оно и есть! – радостно зазвенела Нига. – Открой, пожалуйста. Быстрее, молю!

Хозяйственный оглядел покрывало, с сомнением покачал головой:

– Тоже, небось, волшебное. На нем всякие буквочки да закорючки вышиты. Рискну! – он схватил материю за край и рывком сдернул ее с зеркала.

– Ах, – трепетно прошептала Нига, – Олаф! Милый Олаф. Гигант духа!

У Тима отвисла челюсть.

– Этот… вот тот… Он – великий волшебник?

В глубине зеркала, за мерцающей пленкой колдовской преграды, скорчившись на голом полу, сидело странное существо – невероятно грязное, с такими длинными седыми волосами, что они волнами спадали вокруг него на пол. Свалявшаяся борода непонятного цвета холмиком сложилась у существа на коленях. К тому же оно было почти голым – в одной набедренной повязке.

– Да, великий волшебник, – гневно ответила Нига. – Если бы ты посидел в заточении веков шесть, семь, да не моясь, не бреясь, что бы с тобой стало? Одежда, кстати, тоже штука не вечная.

– А чего он не мылся и не брился? – удивился Тим. Нига хотела ответить что-то язвительное, но ее отвлек страшный задушенный хрип: желтая накидка, плотно запеленав Бонифация в кокон, старательно плющила-сдавливала его словно оголодавший питон. Хозяйственный хватал ртом воздух, глаза его налились кровью; он не мог пошевелить и пальцем.

– Ах ты! – Тимыч подбежал к Боне, растерянно наклонился над ним. – Чем помочь, Боня? Чем?!

– П-пить, – выдохнул Хозяйственный, – от…отвар.

Тимыч понял. Выхватив из сумки пузырек со «всесилом», он зубами вырвал пробку и стал лить отвар в перекошенный рот Хозяйственного. Кокон дергался, голову рыцаря мотало по полу, драгоценная жидкость зря лилась мимо рта. Недолго думая, Тим воткнул горлышко бутылки Боне в рот – у Хозяйственного глаза полезли из орбит. Он судорожно глотнул раз, другой и… занавеска-убийца лопнула. Сразу, вся. Расползлась на тысячу безжизненных лоскутков. Бонифаций выплюнул бутылочку и кусок зуба в придачу.

– Ты сломал мне зуб, – горько прошептал рыцарь, – какая жалость. Не мог… поаккуратнее… – и потерял сознание.

– Что случилось? – всполошилась Нига: она во время переполоха упала на дно сумки и ничего не видела.

– Потом расскажу, помолчи. – Тимыч повернулся к зеркалу.

Привлеченный необычной суетой, Олаф подошел поближе и сейчас пристально разглядывал мальчика. Невзирая на грязь, нечесаный плащ волос и сильную худобу, он выглядел очень и очень внушительно – чувствовались в Олафе сила и не сломленный дух; пронзительный взгляд ярко-синих глаз не могла потушить даже колдовская пленка.

Тим вынул из сумки зеркальце и показал его волшебнику. Глаза Олафа расширились, он кинулся к Тимычу и отлетел назад, беззвучно отброшенный колдовской преградой.

– Та-ак, и кто это у нас тут безобразничает? – скрипучий старушечий голосок позади мальчика напугал Тимку не хуже удара грома. Тимыч резко спрятал зеркальце в карман и повернулся к Лурде.

– Мальчик! – восторженно проскрипела ведьма. – Юный человечек. Молодой, сочный. Вкусный, – и захихикала противным дрожащим тенорком. Тимыч смотрел на нее в упор, не отводя глаз.

Видимо когда-то, в молодости, Лурда была статной девушкой. Высокой и, может быть, даже красивой. Но столетия черного колдовства, огонь неутоленной мести и жажда власти сделали свое дело – от былой красоты не осталось и следа. Перед Тимом стояла тощая, хотя и высокая, но очень сутулая старуха с седым узлом волос на затылке, острым носиком и маленькими бесцветными глазками. Одета Лурда была в длинный засаленный халат и знакомые Тимычу рваные полосатые чулки; на ногах у ведьмы болтались зеленые шлепанцы с помпонами. В правой руке колдунья держала совершенно неуместную здесь пижонскую красную тросточку.

Лурда очень походила на тетю Варю, отвратительную кухонную склочницу из коммунальной квартиры, где когда-то жил Тим с мамой и папой, пока они не переехали в новый дом.

– Ей-ей, вылитая соседка Варвара Ивановна, – пробормотал мальчик.

– Ась? – Лурда приставила ладонь к уху. – Говори громче. Я плохо слышу.

– Она еще и глухая! – Тим не верил своим глазам. Вот так колдунья! Вот так гроза королевства! Тимыч сразу перестал бояться, развернул плечи, засунул руки в карманы штанов, выставил ногу вперед и задрал нос. Вид у него стал задиристый, боевой. Словно собрался Тим немедленно разобраться с ведьмой и, если надо, тут же надавать ей по шее. Не глядя на старость.

– Значит, так, – Тимыч сверлил старуху взглядом, – во-первых, я требую немедленно освободить Олафа. Во-вторых…

Лурда всплеснула руками и засмеялась глубоким грудным смехом, грозя мальчику тросточкой. Тимыч осекся. Очень уж этот новый голос не походил на прежний… «С таким голосом в оперном театре выступать можно», – оторопело подумал мальчик.

Ведьма ласково улыбнулась.

– Люблю розыгрыши! Повеселил ты меня, давно я так не смеялась. Небось решил – глупая старуха, чего с ней церемониться, да? Ошибся, милок. Оч-чень ошибся. – Лурда окаменела лицом, резко крутанула перед собой тросточкой, словно круг в воздухе нарисовала – на секунду ее окутала фиолетовая мгла.

Тим попятился: вздорная коммунальная старуха исчезла. Вместо нее перед мальчиком стояла прямая, как кинжальный клинок, властная и надменная женщина в черном, старинного покроя, парчовом платье, осыпанном драгоценными камнями; сбоку, на узком пояске серебряного шитья, висел роскошный веер из павлиньих перьев. Седую пышную прическу Лурды венчала маленькая золотая корона – лицо ведьмы разгладилось, исчезли морщины и бородавки; Лурда заметно помолодела. А тросточка в ее руке превратилась в высокий рубиновый посох.