вблизи находилась деревня. Об этом свидетельствовал и ряд скученных огороженных участков на склоне по другую сторону от нашего автомобиля. Тщательно возведенные из бревен изгороди были украшены пучками зелени. Это — дело рук мужчин. В их обязанности входит расчищать и огораживать участки, вся остальная работа возлагается на женщин.

Мы решили заглянуть в деревню. Подъем по скользкому склону оказался сплошным кошмаром. Единственной пригодной обувью на такой тропе могли быть лишь спортивные туфли с шипами. Сопровождаемые группой безмолвных аборигенов, мы очутились наконец на маленькой площади, окруженной крохотными хижинами, крытыми похожими на черепицу листьями пандануса.

Перед нами открылось зрелище, напоминающее кадры из итальянского фильма «Собачий мир». На краю небольшой глинистой площадки мелькали стальные и бамбуковые ножи, обагренные кровью. Черные руки свежевали свиные туши. Рядом тлел большой костер, и дымились раскаленные камни. Вокруг костра суетились женщины, время от времени скрывавшиеся, словно призраки, в клубах дыма, смешанного с туманом. Они раскладывали на камнях куски свинины, завернутые в листья бананового и хлебного деревьев. Резко бросались в глаза большие животы ребятишек. Причина этого — однообразная пища, состоящая главным образом из овощей и фруктов. Две или три молодые женщины на сносях не участвовали в свежевании свиней и стояли в стороне. Ситцевые набедренные повязки — единственный их наряд — полоскались по ветру. На многих мужчинах сохранились лишь жалкие остатки европейских рубашек и шорт. Только у некоторых пожилых мужчин головы были украшены перьями белого попугая. В деревне, несомненно, готовились к какому-то празднеству.

Нас подвели к вождю, сидящему на небольшом возвышении перед самой большой хижиной. Он, внимательно присмотревшись к нам, встал и, утратив свой важный вид, крепко пожал нам руки. В то же время я почувствовал, что наша встреча пока что не протекает гладко.

Мне не приходилось еще встречаться со столь незначительным вождем или старостой деревни. Гэс заговаривает с ним, а собравшиеся вокруг жители внимательно наблюдают за этой сценой. Вскоре все проясняется. Вождь оказывается отставным полицейским, с которым Гэс много лет назад провел не один патрульный обход. Теперь старик радушно улыбается — Гэс вспомнил имя ветерана. Да и наш чичероне кажется растроганным. Ах уж эти годы бурной молодости.

Поражает богатство головных убранств жителей Нагорья

Пускаем в ход сигареты, некоторые из них сразу же попадают в отверстия, проколотые в ушных раковинах собравшихся. Про запас! Это хорошо. Я испытываю угрызения совести за всех европейцев, приучивших к табаку стольких людей. Правда, конкистадоры на островах Карибского моря научились «пить дым» у аборигенов, однако это никак не оправдывает того, что проникновению цивилизации белого человека неизменно предшествуют алкоголь, табак и всякие скверные болезни.

С любопытством гляжу, как исхудалый старик принимается за мою сигарету. Сперва достает откуда-то бамбуковую гильзу длиной сантиметров в двадцать, называемую здесь бао-бао, с мундштуком, затем засовывает в нее сигарету, тщательно затыкая гильзу травой. После этого просит огонька. Ну конечно, откуда же у него могут быть спички? Даю ему прикурить. Старик приседает и сосредоточенно вдыхает дым.

Заглядываю в некоторые хижины. Пол в них глиняный, нет почти никакой обстановки. Отверстия в крышах отсутствуют, и тлеющие кое-где посреди хижин костры наполняют помещение едким дымом. Неимоверно душно, но зато тепло. Видимо, здесь это главное.

Тем временем с близлежащих холмов вереницей стекаются гости. Значит, в деревне состоится праздник, о чем уже проведали родичи. На груди у мужчин кроме обычных племенных украшений — кресты. Это христиане. Их жены покорно плетутся сзади, поправляя на ходу сплетенные из луба и закрепленные на лбу сетки.

Проходя по деревне, обнаруживаю, что у многих, особенно пожилых, женщин недостает пальцев на руках. Лазаро тут же поясняет:

— Когда умирает ребенок, мать в знак траура отрубает себе палец. Раньше отрезанные пальцы подвешивали на шее, но здешний лулуаи теперь, видно, этого не разрешает.

Лазаро рад возможности блеснуть своей эрудицией. Он продолжает:

— Жены здешних горцев в случае смерти мужа обязаны закопать его в землю, вымазать свое лицо илом и не выходить месяц или дольше из хижины, в зависимости от того, как долго продолжался брак и сколько родилось у нее детей. А потом жена откапывает труп мужа, моет его в реке, подвешивает некоторые кости у себя на груди, а череп носит с собою в плетеной сетке билум…

Угощаю Лазаро сигаретой и невольно представляю себе знакомых варшавских вдов в трауре, принятом у женщин племени гоилала.

— И так до конца жизни?

— Да нет, по истечении положенного срока брат мужа разрешает вдове снять с себя останки мужа или даже вновь выйти замуж.

Я пытаюсь выяснить, как поступает вдова, если у покойного мужа нет брата?

Вопрос, очевидно, оказался слишком сложным, так как Лазаро переменил тему разговора.

— Смотри-ка, маста, на лбу этого человека пока.

Ко лбу мужчины, на которого указал Лазаро, действительно был прикреплен круглый, как бы ажурный диск величиной с небольшую монету.

Мы направились в сторону хижины деревенского вождя. Как никак, нужно было позаботиться о ночлеге в горах. Так и не удалось мне попробовать поросят, испеченных на камнях. Настоящий прием должен был начаться лишь вечером. Старый вождь проводил нас до самого вездехода. Прощаясь с Гэсом, он прослезился.

Мы спешили. Уезжая, я с разочарованием узнал, что готовящееся торжество не имело ничего общего с таинственными обрядами прародителей. Просто отставной вождь устраивал прощальный вечер в честь старшего сына, которому предстояло приобщиться к наукам в большой приморской деревне белых, там, где, согласно верованиям его праотцев, на деревьях рождались столь ценимые в горах раковины. В сердце гор уже проникла! бацилла цивилизации.

И вот мы снова трясемся по узкой тропе. Перед нами теперь лишь крутые повороты. Становится все прохладнее. С состраданием гляжу на встречающихся время от времени франтов. Хотя в волосах у них красуются бабочки и цветы, тело аборигенов почти ничем не прикрыто. А термометр показывает не больше десяти градусов, хлещет дождь. Благословляю свою прозорливость, подсказавшую мне захватить теплую куртку. Дождь переходит в тропический ливень. Дрожим от холода, и это, подумать только, всего в нескольких градусах от экватора!

Через десять часов после отъезда из Тапини прибываем на место. Подходим к большому дому на вершине холма, с которого открывается вид па несколько соседних долин.

Начальник поста в Гуари, Питер Бриггс, взглянув на нас, сразу же достает бутылку виски и велит развести огонь в камине. Проходит несколько минут, пока я и мои спутники перестаем лязгать зубами от холода. Мы оказались в подлинном царстве