большом пустом доме на берегу большой илистой реки, берущей начало где-то в глубине этого все еще недостаточно исследованного острова.

Билл с вертолетом

Однажды нам сильно повезло. Питер рассказывал, что в дельте Кикори американская фирма ведет разведку нефти с борта исследовательского судна и с помощью вертолета, но более подробными сведениями он не располагал. И вот как-то раз послышался рокот мотора. Б небе показался вертолет. Стоило ему приземлиться, как из машины вышел пилот и с места в карьер заявил, что ему «ужасно надоело глядеть на одни и те же рожи на корабле».

С подлинно американской развязностью он сразу же сообщил:

— Меня зовут Билл, я родом из штата Орегон, и мне до смерти хочется выпить. Говорят, некий Тетби держит в этих местах крепкие напитки.

За пятнадцать минут Билл успел рассказать нам многое о своих больших заработках, мучавшей его малярии и о том, как он соскучился по горячим сосискам и хрустящему картофелю.

— Ребята! Я сыт по горло консервами и картофельным пюре, — добавил он, отхлебнув большой глоток янтарного пива. — И знаете что? Мне пришла в голову блестящая мысль. Зачем вам тащиться на паршивом корыте? На это уйдет, по крайней мере, двое суток. А я ведь все равно лечу в Баимуру, и у меня два свободных дня. Будет немного тесновато, зато полчаса — и вы уже на месте. Решено. Собирайтесь. Беру вас с собой!

Через два часа мы поднялись в воздух. Билл фальшиво напевал «Чатануга-чу-чу» и вел вертолет зигзагами. Если что-то казалось ему интересным внизу, то он опускался до пятнадцати-двадцати метров над безнадежно унылыми болотами. С птичьего полета был хорошо виден весь этот «мрачный край», как метко окрестил проплывающие под нами болота Харли. Теперь мы воочию увидели прилив на Коралловом море, воды которого глубоко вторгались в лабиринт расчлененных островов и островков.

Билл с шиком посадил вертолет на самом краю аэродрома в Баимуру и тотчас же отправился на поиски спиртного, а мы тем временем попытались разузнать, когда вылетает следующий самолет в Порт-Морсби. Оказалось, что в Баимуру самолет прибывал только раз в педелю, но его прилет ожидался как раз в этот день. Так что нам повезло, и Билла мы встретили в нужную минуту. Мы выиграли целых семь дней. Билл безусловно стоил целой бочки пива. Поэтому мы захотели еще раз увидеть своего благодетеля, а также попрощаться с некоторыми знакомыми из Баимуру. Но сделать это нам удалось не сразу. По дороге мы стали свидетелями весьма интересного зрелища.

В тени пальмы, над огромной кожей крокодила склонилась кудрявая голова новогвинейца. Пресмыкающееся было не менее пяти метров в длину. Человек с большим трудом втирал соль в свежую кожу. Это была единственная операция, которую он мог проделать на месте, чтобы спасти ценную кожу от порчи. О дублении оболочки крокодила где-либо на Территории, включая и Порт-Морсби, не могло быть и речи. Никто здесь не умел этого делать, да и не было нужных дубителей.

Сырую кожу продают на месте, причем стоимость ее зависит от размера крокодила, которого измеряют поперек хребта. За дюйм кожи большого крокодила можно получить по два с половиной доллара (то есть около пятидесяти долларов за всю), если, конечно, ее ширина достигает полметра. Скупщик таких сырых кож пересылает их на свой страх и риск на юг, «на большую землю», в Австралию.

Со щемящим чувством смотрел я на то, как ловко работал новогвинеец. Всего несколько дней назад я мог надеяться, что этот человек обработает кожу убитого мною крокодила. Теперь же все надежды рухнули. Через час мы должны вылететь из Баимуру в Порт-Морсби.

ПРИЗЕМЛЕНИЕ НА… ПОЧТОВОЙ МАРКЕ

В Порт-Морсби из Баимуру мы возвращались словно в родной дом. Повсюду нас приветствовали:

— Хэлло, Ян, хэлло, Стэн!

Все сердечно здоровались с Гэсом. Было приятно на чужбине, вдали от родных мест услышать собственное имя, произнесенное с дружеской интонацией.

Вскоре стало известно, что в следующий рейс — на этот раз более длительный — мы должны отправиться всего через десять с небольшим часов. Билеты на самолет компании «Папуан эйрлайнз» уже ожидали нас в Конедобу. Усилия Гэса приносили свои плоды. Времени оставалось мало, а предстояло еще отправить небольшую информацию в журнал «Музыка и злободневность», упаковать вещи и фильмы, навестить госпожу Цихоцкую и послать несколько частных писем. Мы отправились на почту.

В этом прозаическом месте я принял для себя бесповоротное решение. Штемпеля, подушки с тушью, почтовые марки… Вот оно! Я взглянул на выставленную по почтовому обычаю на куске картона серию марок с надписью: «Папуа Новая Гвинея». Марки сияли всеми красками радуги и изображали… райских птиц. Меня вдруг осенило, что именно Новая Гвинея, Молуккские острова и архипелаг Луизиада — родина этих мифических сильфов[21], которые — как свято верил в XVI веке испанский двор — родились в раю, питались исключительно утренней росой и даже яйца высиживали в полете, так как, будучи безногими, не могли касаться земли.

Чучела на шляпах

Я плохо слушал рассказ госпожи Цихоцкой о предстоящем выпуске какой-то новой, сенсационной серии почтовых марок и все время думал о том, что именно здесь я должен, непременно должен увидеть этих редких, необычайно красивых птиц. Упустить такой случай — все равно, что быть в Париже и не осмотреть Эйфелеву башню. Я решил — никаких запыленных чучел! Хочу увидеть только живую, красивую райскую птицу! Лучше всего самца, так как у самок оперение значительно беднее.

Письма были отправлены, райские птицы на марках улетели авиапочтой в Польшу, а огромное желание увидеть хотя бы одного сильфа… осталось. Мое воображение рисовало яркий хвост Paradisea apoda, самой красивой из всех известных сегодня райских птиц. Именно ее красота пленила испанский двор и — нечего скрывать— способствовала уничтожению сотен тысяч ее сородичей. Ибо так называемый Homo sapiens нарушает равновесие в природе, за что его, очевидно, ждет в недалеком будущем суровое возмездие.

Когда единственный корабль, благополучно возвратившийся из кругосветной экспедиции Ф. Магеллана, доставил перья Paradisea apoda, они произвели тогда большее впечатление в Европе, чем образцы лунного грунта сегодня. Добыча отважных моряков прибыла в Европу, лишенная костей, мяса и ног. Однако никто из тогдашних светил науки не догадался, что райская птица по обычаю аборигенов была искусно препарирована. Чучело ее признали небесным творением, отсюда родились вымыслы о сказочной жизни райской птицы в воздушных просторах, не запятнанной соприкосновением с бренной землей.

У испанского короля — обладателя райской птицы — нашлись завистники. Вскоре подданные короля Португалии, и