– Аккуратно прибыли, – похвалил Ирку ее пассажир, выбравшись из машины и с хрустом потянувшись. – Как раз к обеденному перерыву! Я полагаю, на этой станции есть буфет?

– Мужики! – сглотнув слюну, заворчала Ирка. – Примитивное племя! Только о жратве и думаете, животные!

– Можно подумать, вы, бабы, растения! – обиделся яркий представитель примитивного племени. – Вот твоя подружка Ленка, например! С виду – девочка-ромашечка, а на самом деле – натуральная чума. Из любого мужика все жизненные соки выпьет и не подавится!

– То-то ты рядом с ней стал такой обескровленный и чахлый! – ехидно сказала Ирка, выразительно оглядев двухметрового Вадика с румяной физиономии до пяток, вполне крепко установленных на выщербленном асфальте. – Да и муженек Ленкин тоже далеко не дистрофик! И вообще, чего ж вы, мужики, тянетесь к женщине, если она чума и все такое?

– Во-первых, мы, настоящие мужчины, любим преодолевать трудности, а Ленка – одна сплошная трудность и есть! – сзъязвил в ответ Вадик. – А во-вторых, не все тянутся. Некоторые, у кого инстинкт самосохранения в порядке, совсем наоборот!

– Чего? – Ирка нахмурилась. – А ну, с этого места поподробнее! Кто это с порядочными инстинктами к моей любимой подруге наоборот?

Вадик замолчал и отвернулся.

– Та-а-ак! – протянула Ирка, устанавливая руки в бока. – А ну, колись, трепло, до конца! Она все-таки встречалась в Берлине с этим своим соседом детства, да? И что?

– И ни-че-го! – гордо ответил полномочный представитель мужского племени.

– Вот козлы! – неизобретательно выругалась Ирка. – Бедная Ленка, какая обида… Так она поэтому из поезда выпрыгнула? Надеюсь, хоть на рельсы не легла?

– Зачем сразу на рельсы? Не настолько же все плохо! Есть еще куда лечь! – заволновался Вадик. – Я вот, можно сказать, почти предлагал… гм… руку помощи.

– Я же говорю – вы, мужики, бездушные животные! – буркнула Ирка и, приставив ладошку ко лбу, сурово засмотрелась из-под этого козырька в голубую даль, где параллельные рельсы сходились вместе, злостно нарушая законы геометрии Эвклида.

– Я же говорю – вы, бабы, бессмысленные растения! – фыркнул Вадик. – Что ты смотришь? Она ушла туда пять часов назад! За это время можно было успеть добежать до канадской границы!

– Логично. – Ирка вздохнула, поменяла расположение ладони относительно лба, потерла его и решила:

– Тогда поехали дальше. И буфет, и Ленку будем искать на следующей станции.

13

Пашка сидел на заиндевевшей лавке так долго, что образовал в ледяном серебре аккуратную полукруглую проталину. Пашке некуда было спешить. Мамка, надеясь побольше заработать к празднику, нажарила такую гору пирогов, что она с трудом поместилась в два ведра. Пироги были хорошие, вкусные – с картошкой и с печенью, притом не маленькие – с ладонь взрослого мужика. Мамка с Пашкой вынесли их к поезду, надеясь, что пассажиры быстро все расхватают, но проезжающий мимо люд уже вовсю отмечал Новый год, и для простых домашних пирогов места в праздничном меню не находилось. Пашка предвидел, что торговля затянется, и развлекал себя, как мог.

Самое интересное на станции – рассматривать людей. Пашка, вытягивая шею из-за прилавка, заглядывал в окна, за каждым из которых в радужном мыльном шаре помещался целый мир – параллельный Пашкиному и последовательно связанный с другими пузырями. Непрочные миры в вагонах складывались на время совместного пути и разрушались по прибытии поезда. Наверное, именно поэтому люди в купе так спешили знакомиться и общаться, тщетно пытаясь крепить свой заведомо обреченный мир зыбкими паутинками временных связей. Пашке происходящее за стеклом казалось театром теней. Когда поезд уходил, он невольно сравнивал призрачную дорожную мимолетность с яркой, объемной и незыблемой реальностью станции. Он не ленился наблюдать, запоминать картины и лица и систематизировать увиденное. «Кто владеет информацией – владеет миром!» – сказал один умный человек, мнение которого Пашка вполне разделял. Он также верил, что информация дорогого стоит.

– Пирожки! Вкусные домашние пирожки! – по инерции прокричала мать вслед уходящему поезду, а потом сокрушенно покачала головой и в очередной раз подняла крышку эмалированного ведра, проверяя, много ли еще там осталось вкусных домашних пирожков.

Уровень выпечки в ведре понижался медленно. Оставшихся слоев должно было хватить еще на три-четыре поезда.

– Сиди, смотри! – строго сказала мать.

Она со скрежетом задвинула ведро Пашке под ноги и пошла в буфет за горячим чаем – орать на холоде «Пирожки, пирожки!» было делом нелегким. Пашка знал, что к вечеру мать охрипнет.

С уходом поезда на станции стало спокойно, но не скучно. Пашка с интересом наблюдал за новыми людьми: со стороны лесопосадки притопали жутковатые чудики в отрепьях, мужик и баба. В немытых лапах оба несли по сосенке, держа новогодние деревца торжественно, как жезлы. Это придавало им карикатурное сходство с Дедом Морозом и Снегуркой. Герои страшненькой сказки встали с краю прилавка, поставили свои сосенки на землю и замерли, как часовые.

Пашка не выдержал и хмыкнул.

– Ты че лыбишшя, шопляк? – тут же окрысился на него сердитый дядька с мордой, похожей на сырую отбивную.

– Что ты заладил, Картавый, сопляк да сопляк! – одернула его баба, которая выглядела чуточку приличнее.

– Кштати! – мужик, названный Картавым, нехорошо оживился. – Пацан! Ты тут шопляка в белых подштанниках не видал?

Единственным сопляком в белых подштанниках, увиденным Пашкой сегодня, был младенец, которому мамаша меняла памперс на столике в купе. Полагая, что Картавый интересуется какой-то другой личностью в белом, пацан сказал:

– Не-а! – и помотал головой.

Бомжеватый Дед Мороз отстал, но продолжал озираться по сторонам и минут через десять кого-то заметил.

– Дагюха, шматываемшя! – озабоченно шикнул он своей маргинальной Снегурке и косолапо, вперевалку затрусил по перрону, часто оглядываясь через плечо.

Через пару минут к прилавку, за которым восседал одинокий Пашка, подошли два милиционера.

– Эй, малой! – позвал один из них – помоложе. – Ты тут парня в белом не видал?

– С елками в руках! – подсказал второй.

– Елок не видал, только сосенки, – охотно ответил Пашка. – Их дядька с теткой несли.

– Какие дядька с теткой? – переглянувшись, заинтересовались милиционеры.

– Да никакие уже! – хмыкнул пацан. – Просто никакущие! Пьянючие, вонючие!

– Штаны белые? – с надеждой спросил молодой мент.

– Может, когда и были белые, но теперь такие грязные, что не разберешь, – обстоятельно рассудил Пашка. – Они во-он туда пошли! На тот конец!

– Пошли и мы! – обрадовался молодой милиционер.

Не вставая с лавочки, Пашка качнулся вперед, вытянул шею и проводил милиционеров любопытным взглядом, но ничего интересного не увидел. Менты быстрым шагом прошли по перрону и скрылись из виду за монументальным кирпичным строением, на крыле которого отчетливо читалась большая буква «М», обозначающая отнюдь не метрополитен.