Но молодой человек не слушал. Он все еще смотрел в окно на пару, которая вышла на угол, пересекла дорогу и исчезла из виду.

Марио с сестрой решили сначала зайти в кафе, а не домой. Уже семь часов, и кафе закрылось, но не исключено, что папа и дедушка еще там, и они смогут пойти домой вместе. Когда они свернули за винный магазин Кеттнера, Марионетта остановилась, увидев полицейского в форме у дверей «Империала».

— Что делает полиция около кафе? — Она схватила брата за рукав.

— Это не Тони? — спросил Марио.

В тот день брат был на дежурстве, так что ничего необычного, если он, проходя мимо кафе, забежал на чашку чая.

— Нет, это не Тони. — Марионетта напряглась. Произошло что-то плохое. Это дежурный полицейский, а не приятель Тони, забежавший выпить чайку на халяву. — Пойдем скорее!

Перебегая в спешке дорогу, они едва не попали под колеса такси, заставив водителя резко посигналить и выругаться.

— Идиоты! — крикнул он, но они его не услышали. Такси снова исчезло за пеленой дождя.

Брат и сестра вбежали в кафе, чуть не столкнувшись в дверях с полицейским, и замерли при виде ужасного разгрома. Томмазо Перетти сидел вместе с Франко за угловым столиком, схватившись за голову руками. Человек в коричневом пальто что-то писал в маленьком блокноте, время от времени устало облизывая карандаш. Он взглянул на Марио и Марионетту.

— Ваши дети? — спросил он Томмазо.

Тот кивнул, все еще не приходя в себя от шока.

— Папа! — Марионетта оглянулась по сторонам. — Кто это сделал?

За него ответил человек в пальто.

— Мы не знаем, — сказал он. — У вас есть какие-нибудь соображения?

Пол был усыпан осколками фарфора. Один конец стойки накренился назад, деревянные подставки выбиты. Огромный титан для чая стоял под странным углом к стене, и девушка сообразила, что он оказался там, пролетев через стеклянную витрину, где держали пирожные. Кошка Белла, пользуясь случаем, доедала одно из них, валявшееся на полу у стойки.

Потрясенный Марио подошел к деду.

— Дедушка, с тобой все в порядке?

Франко лишь кивнул, но рука, зажигавшая сигарету, дрожала.

— Дедушка, тебе нельзя курить, — рассеянно произнесла Марионетта, ставя чашку на блюдце на ближайшем столике. И снова повернулась к отцу. — Кто это сделал, папа?

Девушка с ужасом увидела, что Томмазо едва сдерживает слезы.

— Столько лет работы, — бормотал он дрожащим голосом, закрыв лицо руками. — Все разрушено, все разрушено…

Сердце Марионетты переполнила жалость. Она подошла и встала около отца на колени.

— Все будет хорошо, отец, — тихо проговорила она. — Все будет хорошо… — Она подняла глаза на полицейского. Совершенно очевидно, что он единственный, кто в состоянии объяснить ей, что произошло.

— Мы не знаем, кто это был, — повторил он, закрывая блокнот.

— Вошли двое, так говорит ваш отец. Сели, пили чай. Потом вроде подрались, один принялся размахивать кулаками, и не успели хозяева опомниться, как все вокруг оказалось разрушенным.

Марио тихонько присвистнул.

— Они неплохо поработали, эти ребята.

Марионетта еще раз огляделась вокруг и снова обратилась к полицейскому:

— Не кажется ли вам, что они уж слишком хорошо поработали, если их было всего двое?

Полицейский поднялся. Он устал, смена подходила к концу.

— Послушайте, мисс, — произнес он, — если у вас есть какие-нибудь мысли насчет того, кто это сделал, я с радостью их выслушаю. — Он взглянул на нее, не в состоянии отвести глаз от уродливого шрама. Ну, разумеется. Сестра Тони Перетти. В участке поговаривали, что она как-то связалась с Моруцци и дорого за это заплатила. Он разглядывал девушку с большим интересом. — Ну так как? Есть мысли?

Марионетта отрицательно покачала головой. Полицейский не отрываясь смотрел на ее шрам. Она машинально закрыла щеку рукой, встретившись с ним взглядом.

— Разумеется, я не знаю, кто это сделал. Как вы думаете, стояла бы я здесь, если бы знала?

Он повернулся к двери, пожав плечами.

— Ну, тогда ладно. Я с вами свяжусь, если мы что-нибудь узнаем. — Он плечом открыл дверь и вышел на улицу. Человек в форме, стоявший на улице, прошел мимо окна и исчез за пеленой дождя.

Марио поставил на место перевернутый стул.

— Как же, сообщат они, жди, — заметил он с иронией.

— Но почему мы? — упавшим голосом взмолился Томмазо. — Почему сейчас, когда у нас все наладилось? У меня нет денег на ремонт…

— Тихо, папа, — успокоила его Марионетта. — Я поставлю чайник, ладно?

— Тебе придется потрудиться, — заметил дед. — Они вырвали электропроводку.

— Что? — Марионетта рванулась к тому месту, где за стойкой висел распределительный щиток. И верно, из него торчали провода и слышалось зловещее шипение. — Каким образом?.. — Она с гневом уставилась на отца. — Они сделали это нарочно.

Отец пожал плечами, полностью сдавшись.

— Может, и так. Какое это имеет значение? Результат один и тот же — кафе нет. Мы вполне можем его закрыть.

Девушка не верила своим ушам.

— Папа! Разумеется, это отбросит нас назад, но мы встанем на ноги, я уверена.

Томмазо уныло возразил:

— Допустим, мы оправимся, — произнес он глухо. — Только зачем? Чтобы они пришли и снова все разрушили?

Марионетта еле сдерживалась. Как может ее отец так легко сдаться, вести себя настолько трусливо? Марио, увидев выражение ее лица, быстренько скрылся в кухне со словами:

— Пойду-ка лучше отключу электричество.

Действия Марио, казалось, пробудили деда от потрясения. Он со скрипом отодвинул стул и неуверенно поднялся на ноги.

— Пойду поищу свечи, — проговорил он и прошаркал за Марио.

Марионетта осталась наедине с отцом. После недолгого молчания она заговорила.

— Мы не сдадимся, — сказала девушка. — Мне безразлично, что ты считаешь, папа. Мы не сдадимся.

Он зло смотрел на нее, стоя у стойки. Иногда она так походила на свою мать: та же энергия, та же страсть. Только ужасный шрам через щеку напоминал ему, что перед ним не Франческа, вернувшаяся к живым, чтобы упрекнуть его за слабость.

— Я не могу себе позволить еще одну стеклянную витрину, — жаловался он. — И стойку чинить дорого…

— Значит, некоторое время будем держать пирожные на тарелках, — решительно заявила Марионетта. — А стойку сможет починить Тони. Может быть, не слишком хорошо, но сойдет.

— Зачем? — уныло спросил отец. — Какой смысл, Нетта?