В первые дни после вступления в должность президенту не хватало времени даже поговорить на эту тему с кем бы то ни было – так поглотила его организационная работа в правительстве и подготовка к выборам в Национальную Конституционную Ассамблею, призванную осуществить первые глубокие реформы в стране за последние сто лет. Проблема роста терроризма сильно встревожила и Рафаэля Пардо, особенно после убийства Луиса Карлоса Галана. Но и он попал в круговорот событий, связанных с инаугурацией. К тому же, он одним из первых получил назначение – советник по безопасности и общественному порядку. В продуваемом ветрами перемен доме правительства он получил этот пост из рук самого молодого президента века, который обожал поэзию, восхищался «Битлз» и вынашивал планы радикальных реформ, придумав им скромное название «Переворот». Оказавшись в гуще событий, Пардо повсюду носил с собой набитый бумагами портфель и устраивался поработать там, где придется. Его дочь Лаура даже решила, что отца уволили, – так нерегулярно он уходил и возвращался с работы. По правде говоря, возникшая неразбериха была созвучна образу жизни Рафаэля Пардо, похожему скорее на жизнь лирического поэта, чем государственного служащего. Ему было тридцать восемь лет. Пардо получил прекрасное образование: диплом бакалавра Современной Гимназии в Боготе, диплом экономиста Университета Анд, где позже он девять лет преподавал экономику и занимался исследовательской работой, потом стажировка по проблемам планирования в Институте социальных исследований в Гааге. Следует также упомянуть его страсть читать все что попадется под руку, особенно книги по двум весьма далеким друг от друга темам: поэзия и безопасность. В те времена у него было всего четыре галстука, полученные в подарок на четыре последних Рождества; но носил Рафаэль только один, да и тот в кармане, на крайний случай. Он предпочитал рубашки с длинными рукавами, чтобы не надо было выяснять, тепло или холодно на улице, а, надевая брюки и пиджак, не обращал внимания на сочетание цветов и фасонов, и часто по рассеянности оказывался в разноцветных носках. Иногда Рафаэль позволял себе «разгуляться» – играл в покер с дочерью Лаурой до двух часов ночи, в абсолютном молчании, на фасоль вместо денег. Клавдия, красивая и кроткая супруга Рафаэля Пардо, приходила в бешенство, видя как муж бродит по дому, словно сомнамбула, не зная, где взять стаканы, как закрыть какую-нибудь дверцу или достать лед из холодильника, и при этом почти сверхъестественным образом не обращает внимания на то, что приходится ему не по нутру. Но больше всего поражала его способность с непреклонностью статуи пресекать малейшие попытки даже угадать, о чем он думает, безжалостный талант сводить любой разговор к четырем словам или прекращать самую жаркую дискуссию каким-нибудь первобытным междометием.

Соученики и сослуживцы не понимали явной недооценки Пардо со стороны домашних, считая его умным, организованным и поразительно хладнокровным человеком, чья обманчивая замкнутость служила лишь защитной реакцией. Решая простые вопросы, он мог раздражаться, но занимаясь гиблым делом, проявлял невероятную выдержку и твердость духа, с примесью легкого, неистребимого юмора и лукавства. Видимо, еще президент Вирхилио Барко пользовался этой замкнутостью и склонностью Пардо к таинственности, поручая ему вести переговоры с повстанцами и курировать программы реабилитации боевиков в зонах конфликтов, в результате чего удалось достичь перемирия с М-19. Новый президент Гавирия, который и сам мог потягаться с Пардо в замкнутости и умении скрывать государственные секреты, поручил ему заниматься вопросами безопасности и общественного порядка в одной из самых нестабильных и взрывоопасных стран мира. Приступив к исполнению своих обязанностей, Падро весь свой офис носил в портфеле и недели две блуждал по чужим кабинетам, прося разрешения воспользоваться туалетом или телефоном. Зато президент часто советовался с ним по различным вопросам, а на важных совещаниях выслушивал мнение Пардо с подчеркнутым вниманием. Однажды, когда они остались в кабинете вдвоем, президент спросил:

– Скажите, Рафаэль, вас не беспокоит, что завтра один из этих типов явится с повинной, а у нас нет ничего, за что его можно было бы посадить?

В этом был корень проблемы: с одной стороны, преследуемые полицией террористы не решались сдаваться без гарантий безопасности для себя и своих близких, с другой стороны, государство не располагало доказательствами, достаточными для привлечения их к суду в случае поимки. Задача заключалась в том, чтобы найти юридическую формулу, которая заставила бы преступников признать свою вину в обмен на гарантии безопасности со стороны государства. Рафаэль Пардо начал работать над этой задачей еще при предыдущем правительстве и в день, когда президент спросил его об этом, уже носил в своем портфеле-офисе наброски предложений. Правда, касались они лишь принципов решения проблемы: тот, кто сдастся в руки правосудия, получает более мягкий приговор, если признает себя виновным в подсудных деяниях; дополнительное смягчение наказания предусматривалось для тех, кто вернет государству преступно нажитое имущество и деньги. Этим записи и ограничивались, но президент увидел в них решение всей проблемы, а предложенная формула отвечала его стратегии: ни войны, ни мира, но правосудие, которое выбило бы почву из-под ног терроризма, не отвергая института экстрадиции.

Президент ознакомил с проектом министра юстиции Хаймс Хиральдо Анхела. Министр подхватил идею на лету, поскольку сам давно размышлял над созданием правового поля для борьбы с наркомафией. Кроме того, он, как и президент, был сторонником экстрадиции, угроза которой вынудит преступников сдаться.

Хиральдо Анхел, человек знающий и увлеченный, любитель точных формулировок и ловкий законотворец, дополнив проект собственными идеями и положениями действующего Уголовного Кодекса, довольно далеко ушел от первоначального смысла текста. За субботу и воскресенье он отредактировал на своем портативном репортерском компьютере первый черновик, который с исправлениями и поправками от руки показал в понедельник утром президенту. Название документа, написанное сверху чернилами, звучало почти исторически: «Указ о подчинении правосудию».

Скрупулезно относящийся к проектам своих указов, Гавирия не представлял их в Совет министров, пока не был уверен, что их утвердят. Он внимательно изучил черновик и обсудил его с Хиральдо Анхелом и Рафаэлем Пардо, который, хоть и не был юристом, всегда давал дельные советы. Затем последний вариант текста направили в Совет безопасности, где Хиральдо Анхела поддержали министр обороны генерал Оскар Ботеро и директор Криминально-следственного управления Карлос Мехийя Эскобар, молодой, энергичный юрист, которому предстояло проводить указ в жизнь. Генерал Маса Маркес тоже не выдвинул возражений, хотя и считал, что в борьбе с Медельинским картелем любые методы, кроме силовых, бесполезны. «В этой стране не будет порядка, – любил повторять он, – пока жив Эскобар». Генерал был уверен, что Эскобар, если и сдастся, подчинившись правосудию, то лишь для того, чтобы, сидя в тюрьме под защитой правительства, продолжать свой наркобизнес.

Проект указа представили в Совет министров с разъяснениями, что он не предусматривает никаких переговоров с террористами и не ставит перед собой цель спасти человечество от бедствия, за которое в первую очередь несут ответственность страны-потребители наркотиков. Более того, речь идет о том, чтобы в борьбе с наркомафией извлечь максимальный юридический эффект из института экстрадиции, предложив отмену этой меры наказания в качестве главного аргумента в пакете стимулов и гарантий тем, кто готов сдаться правосудию.